— У меня там банки, — после некоторой паузы обратилась она к Александру Петровичу.
— Да-да, — рассеянно пробормотал он, — нам тут с Татьяной Александровной нужно поговорить.
Марья Семеновна в последний раз окинула меня немного недоуменным взглядом и пошла на кухню.
— Итак, вы сказали, что располагаете кое-какими сведениями, — начал Александр Петрович, когда мы остались одни в гостиной, — я хотел бы услышать.
— Вы не сказали мне, что ваш брат хотел подать на развод, — тихо, но твердо произнесла я, — вы не знали или просто скрыли от меня этот факт?
— Знал, — хмыкнул Александр Петрович, — но никогда не придавал этому значения.
— То есть?
— Сергей делился со мной, но я всегда убеждал его, что это неразумный шаг, что все еще наладится. Марина — замечательный человек, прекрасная хозяйка… Понятно, в жизни любой семьи есть сложные периоды, их нужно пережить…
Он еще долго раздражал мой слух разного рода банальностями про то, как нецелесообразно вот так с бухты-барахты рушить брак, про то, как глупо поддаваться сиюминутным склонностям, про то, в какое положение Сергей поставил бы его перед друзьями и родственниками. Я с полупрезрительной жалостью смотрела на него, и во мне крепло уважение к покойному Спиридонову-младшему. По крайней мере он не врал, не прикрывался байками о семейной солидарности, не юлил, а честно признался своей супруге, что жить с ней не хочет. Было в моем заказчике что-то мягкотелое и одновременно жесткое и чопорное. Когда дело доходило до принятия решения, в нем просыпались его малодушная сговорчивость и опасливая осторожность, когда речь шла о мещанских добродетелях, он становился неподкупен и строг, как Робеспьер. Нет, я решительно не чувствовала к нему симпатии. Да и стойкой антипатии он во мне вызвать не мог именно благодаря этой своей мягкотелости и преданности семейным предрассудкам. Я могла просто жалеть его.
— Значит, вы не принимали всерьез намерения вашего брата развестись? — решила я подвести итог нудной болтовне моего клиента.
И произнеся эту фразу, я для самой себя открыла его чудовищный эгоизм, эгоизм по-отечески снисходительный и потому особенно мерзкий. Не принимать в расчет решений своих близких, считая их неразумными или недостаточно зрелыми!
— Можно сказать, нет, — закинул ногу на ногу и отстраненно посмотрел на меня Спиридонов, — думаю, он и сам вскоре понял бы, что был не прав.
— Не уверена, — мне доставляло удовольствие ему противоречить, — в любом случае вы должны были мне об этом сообщить. Я потратила бездну времени, чтобы выяснить это, а Марину Николаевну подвергла суровому допросу.