— Она мне жаловалась на вас…
— Это неудивительно, — усмехнулась я, — по-моему, она была заинтересована в том, чтобы скрыть семейный разлад и свои многочисленные измены.
— Что вы такое говорите! — удивленно воскликнул Александр Петрович.
А я испытала при этом такое ликование, такое злорадство, что мне даже стало стыдно за себя. В эту минуту в гостиную шаровой молнией влетела Марья Семеновна.
— Как ты можешь это терпеть! — крикнула она Александру Петровичу. — Чтобы мою дочь…
Она задохнулась от возмущения и бессильно шевелила губами. «Что же это — она подслушивала, что ли?» — мелькнуло у меня в голове.
— Марья Семеновна, — спохватился Александр Петрович, — успокойтесь… У Марьи Семеновны высокое давление, — словно пытаясь призвать меня к ответственности за доставленное этой тучной даме неудобство, обратился ко мне Спиридонов-старший, — ей вредно волноваться!
«Боже, какое трогательное внимание и забота!» — не удержалась я от мысленной усмешки.
— Извините, — скорчила я препротивно-жалостливую гримасу, — но я просто называю вещи своими именами. Меня не учили врать, — резким тоном добавила я, глядя на пунцовые щеки Марьи Семеновны и поздравляя себя с брешью, проделанной в стене семейного самодовольства.
— Я хотел как лучше, — по-монашески жалобно проквакал Спиридонов, — Марья Семеновна…
Марья Семеновна схватилась за сердце.
— Может, врача? — холодно спросила я.
На крики прибежала Валентина Георгиевна. Вместе с Александром Петровичем они усадили Марью Семеновну в кресло. Домработница схватила лежавшую на столе газету и стала обмахивать ею лицо Марининой матери. Та закрыла глаза и жадно хватала воздух ртом, держась за левую половину груди.
— Там в аптечке корвалол и эринит, — скомандовал Александр Петрович, и Валентина Георгиевна побежала на кухню.
— Сейчас получше, — открыла глаза Марья Семеновна и с нескрываемой ненавистью уставилась на меня.
Домработница принесла маленький стаканчик с водой и корвалолом и пачку эринита. Марья Семеновна выпила корвалол и виртуозно заглотнула таблетку.
— Спасибо, Валя, — благодарно посмотрела она на сочувственно вздыхавшую Валентину Георгиевну.
— Вам правда лучше или все-таки «Скорую» вызвать? — разволновался Александр Петрович.
Услышав скрежет ключа, поворачивающегося в замочной скважине, я с насмешливым злорадством подумала, что вот теперь все в сборе. Через несколько секунд в гостиную вошла пошатывающаяся Марина. Увидев дочь в нетрезвом состоянии, Марья Семеновна снова схватилась за грудь.
— Марина, что с тобой? — запыхтела она.
На ее лице читались испуг и жуткое неудовольствие, неловкость и смущение оттого, что ее дочурка предстала перед «общественностью» в нетрезвом виде.