Еще через пять минут мы с сим милым дяденькой распрощались. И оба, кажется, вздохнули с облегчением.
Выходя из корпуса, я нос к носу столкнулась с Трофимовым. Все-таки противный тип. И взгляд у него колючий. Что в нем Аллочка симпатичного нашла?
— Здрасьте.
— Здравствуйте.
Нет, с этим гражданином я, пожалуй, после побеседую.
Я прошла мимо. Оглянулась: стоит, глазами буквально буравит. Бр-р…
Интересно, у Трофимова друзья есть? С ним вообще, помимо работы, кто-нибудь общается? Странный человек. Где он живет? И с кем?
А вот это, уважаемая Татьяна Александровна, вы, пожалуй, можете выяснить у Кири. Он наверняка поручил Саше покопаться в биографиях сотрудников «Горностая», и исполнительный Кочетков, конечно же, давно все выяснил. Так что загляну сейчас на склад к деду Кузину и поеду-ка к моим дорогим ментам.
* * *
Я оказалась права.
Попала, правда, в обед. Жующий и при этом громко чавкающий Кирсанов нехотя, с кислой миной предложил мне чаю. Не стала отказываться — больше, впрочем, чтобы его подразнить.
— Чем обязан? — друг мой Киря, после непродолжительных размышлений, решил быть добрым, ласковым и чрезвычайно вежливым мальчиком.
— Помнишь, Киря, ты помогать обещал: что, как говорится, в твоих силах… завсегда пожалуйста… и прочая, и прочая?
— Ну?
— Приятного аппетита.
— Угу.
— Ну так вот, угадай с трех раз, зачем я к тебе пожаловала?
— Люди нужны, преступника брать.
— Подполковник, ты начисто лишен воображения.
— Чай пей, а то остынет.
— Спасибо. Скажи-ка мне, Киря, а не завалялось ли у тебя где-нибудь — случайно, разумеется, — досье на некоего господина Трофимова, грузчика «горностаевского»?
— В сейфе завалялось. Что, есть что-нибудь?
— Пока только подозрения.
— Понятно. Чай пей.
— Почитать дай.
— Ну никакого покоя нет с этой женщиной!
— Вы стали зазнаваться, сударь. Не забывайте, что дело об исчезновении Серегина все-таки на вас висит.
— Вот именно — «висит». Можно, мы докушаем?
— Дай почитать — и кушай на здоровье. А я тут вот, у окошечка, пристроюсь и буду сидеть тихо, как мышка… Чай, кстати, остыл.
— Я предупреждал, — пробубнил едва слышно Кирсанов. И достал ключ от сейфа.
Тоже мне, пророк. «Глаголом жги сердца людей…» Обжег уже.
— На! — Мне в руки небрежно сунули папочку с делом Серегина. Не слишком-то она, родимая, потолстела с тех пор, как я заглядывала в нее почти неделю назад.
— Теперь вы разрешите мне, грешным делом, дообедать? — недовольным голосом спросил Кирсанов.
— Дообедывай, — милостиво разрешила я. — Кстати, чревоугодие, если помнишь, является смертным грехом. А ты возвел обед в культ. Нехорошо.