— Мне померещилось или… — Ветров указал глазами вслед удалившейся парочке.
— Нисколько, Виктор Петрович. Во всяком случае, со стороны Григория — имеет место быть. Парень второй день как на крыльях летает.
— Хм… Дай-то бог, как говорится. Ваш племянник кажется мне серьезным человеком. И, главное, порядочным. Молод еще, конечно, но этот недостаток быстро проходит, м-да… Честно сказать, я со страхом ждал момента, когда Ангелина заинтересуется каким-нибудь мужчиной. Тут ведь никогда не знаешь, каких сюрпризов ждать, может такой субъект подвернуться, что… Ну, вы меня понимаете, Таня. А если так, то… Дай бог, дай бог! Может, так девочка быстрее оттает после всего этого кошмара. И при этом я могу быть за нее спокоен. Ведь ей всего девятнадцать…
— Уж это точно: Гоше Скворцову можно доверить что угодно и кого угодно. Пусть они сами с этим разберутся, Виктор Петрович. Справятся, я думаю. Но вы, по-моему, хотели говорить со мной не об этом?
— Да, я хотел… Татьяна, я хочу нанять вас для проведения расследования. Официально.
— Вот как?
Я ожидала скорее просьбы не совать нос в их семейные дела — вежливой, но, опять-таки, не допускающей отказа. Однако уж никак не этого!
— Хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я по-прежнему не верю, что моего сына убили. Вернее, я уже не знаю, что и думать, но все же… Все же у меня в голове не укладывается, чтобы нашлась такая мразь, которая… — Он запнулся, не находя слов. — Чтобы Саша мог настолько кому-то насолить, чтоб убивать его таким изощренным способом. Честно говоря, мне спокойнее было бы считать, что мой сын погиб случайно, по собственной неосторожности. Не знаю, понимаете ли вы меня?
Я молча кивала головой. Как не понять! К сожалению, люди, чья профессия — выводить преступников на чистую воду, часто сталкиваются с подобным, на первый взгляд, парадоксом: жажда справедливости возмездия у жертв либо их близких порой отступает перед желанием просто не думать о случившемся, не вспоминать, забыть все, как страшный сон. И никакого парадокса тут нет — обычный инстинкт самосохранения. Столько горя, столько боли, так зачем же добавлять еще?! Все равно ничего уже не поправишь, никого не вернешь. Даже такие люди, как генерал Ветров, имеют право на человеческую слабость.
— Но я просто не могу прятать голову в песок. Не имею права! Пока Марина была жива, я как мог гнал от нее эти мысли о Саше, пытался успокоить, облегчить ее страдания. Но теперь, когда ее нет… Она ведь так и умерла с этой самой мыслью: что убийца нашего сына безнаказанно бродит где-то поблизости. Разумеется, это только навязчивая идея, не более того… Вы помните, конечно, что я рассказал вам тогда в Тарасове о Маринином здоровье. Но… Я должен исполнить свой долг перед памятью жены. Чтобы душа ее успокоилась наконец. И чтобы облегчить свою душу, если угодно. Одним словом, я прошу вас провести расследование и выяснить правду о гибели моего сына. Какой бы она ни была, эта самая правда. Вы сделаете это, Татьяна? Дочь сказала, вы уже и дело Сашино посмотрели…