Странно, от Веретенникова я слышала совершенно противоположное.
Но Марков так и не ответил прямо на мой вопрос.
И это показалось мне очень важным.
— Ну я и решил надавить на Раю через ее муженька. Только тот оказался рохлей и разгильдяем. Неделю не решался вручить ей кассету. А когда сделал это — та даже ухом не повела. И вела себя так, будто ничего не произошло. Ну, я и не стал обострять…
— Решили выждать?
— Можно сказать и так, — не стал притворяться Павел Алексеевич.
И тут что-то стало складываться в моем мозгу в пока еще смутную картину.
Я улыбнулась Павлу Алексеевичу и, подняв указательный палец, покрутила им возле его лица.
Тот удивленно посмотрел на меня.
— Павел Алексеевич, там эти, в мундирах, — просунула голову в номер Аглая. — Вас хотят.
— Скажи — сейчас приду. Сколько их? — вопросил господин Марков.
— Трое, — ответила Аглая.
— Старший… — повернулся к ней Марков.
— Лейтенант.
— Значит, две с половиной, — сделал вывод Марков.
Вытащив из кармана ключи, очевидно, от сейфа с наличкой, он поднялся с кресла.
— Я еще вам нужен?
Его покорный вид выражал готовность исполнить любое мое пожелание.
— Наверное, нет, — решила я. — Но я пока не ухожу.
Мне еще предстояла увлекательная беседа с интересным человеком.
— Кстати, а где Генрих? — обернулся Марков в дверях. — Его что, тоже пристрелили?
— Нет, он тут, в спальне, — указала я рукой на соседнюю комнату. — А вас что, устроило бы, если бы Зайковский отправился на тот свет?
— Что вы! — прижал к груди руки Павел Алексеевич. — Как можно…
Когда я осталась одна, меня снова начал обуревать голод.
Но я не могла все бросить и направиться в какое-нибудь ближайшее заведение.
Черт, как есть-то хочется!
Надо поскорее закругляться.
Тем более что до встречи с Валентиной Багрицкой у меня остается всего сорок минут.
Я решительно встала с кресла и, уже в четвертый раз за этот день, направилась в спальню восьмого номера.
Для начала я врубила все светильники и большую люстру, а затем отдернула шторы.
В комнату хлынул поток яркого света.
Генрих, связанный по рукам и ногам, зажмурил глаза.
— Очухался, милок? — спросила я, присаживаясь на угол кровати.
Зайковский посмотрел на меня совершенно пустыми глазами и ничего не ответил.
Я вздохнула и положила руку ему на колено.
— Расскажи мне о Раисе! — приказала я. — А не то я из тебя отбивную сделаю.
И тут же поняла, что совершила ошибку.
Глаза Генриха радостно засветились, и он быстро-быстро закивал головой.
— Впрочем, нет, — я сделала вид, что передумала и собираюсь уйти.
— Постойте! — жалобно крикнул Зайковский. — Пожалуйста…