— Денис, Марина, возьмите понятых и сделайте осмотр комнаты. Ты ведь не против, Гена?
Спускаясь по темной лестнице, он вспомнил про «моторолу».
— Вениаминыч! Ты меня искал?
— Ты где пропал? — Лютиков явно нервничал. — Почему не отвечаешь?
— Занимаюсь спасением утопающих.
— Чего?
— Да ничего. Что случилось?
— Надо срочно подъехать в вытрезвитель на Синопку. Там сложная ситуация.
— Без меня никак? У меня тут подозреваемый по Днепропетровской.
— Боюсь, что никак. Там якобы деньги у мужика ушли.
— Блин! — Максаков ненавидел разгребать по дежурству эти постоянные вытрезвительские проблемы. — Много?
— Десять тысяч баксов!
До РУВД ехали как сельди в банке. Стиснутый на заднем сиденье Гена угрюмо молчал. Он вообще был немногословен. Не спросил даже, зачем и куда его везут. Максаков уже на девяносто процентов был уверен, что они попали в точку и Ляпидевский — тот человек, который им нужен, но он также хорошо знал, что это все только начало, что уверенность в уголовное дело не подошьешь и что при умной позиции Ляпидевский имеет все шансы соскочить и помахать им ручкой. Когда все вылезли, он придержал за рукав Гималаева.
— Игорь, я в «трезвак» смотаюсь. Там какая-то заморочка. Сердцем чую — это он. Попробуйте его заплющить. Если не сможем, то… Впрочем, чего я тебя учу.
Гималаев задумчиво кивнул.
— А на джинсах у него кровь, — неожиданно сказал он, — причем свежая. И на руке ожог.
Максаков улыбнулся ему и тронул машину. Игорь всегда работал обстоятельно, от элементарного. Именно поэтому он был лучшим из всех, кого Максаков знал. Да и из всех, кого не знал, тоже.
Вытрезвитель располагался в низеньком грязном флигеле, стоящем в третьем дворе, если считать от индустриальной Синопской набережной. Асфальт на подъезде к нему был изувечен так, словно двор подвергся авианалету. На одном из ухабов машина подпрыгнула, и двигатель вдруг резко сбросил обороты. Максаков чертыхнулся и потянул подсос. Ритм выровнялся. Он поднял глаза и вздрогнул: метрах в пяти от него, широко расставив ноги, стоял человек. Свет фар выхватил из мрака улыбку над черной жесткой бородой. Вокруг метались предутренние тени.
Вот и встретились снова! Он чувствовал себя спокойным как удав. Только холодок в районе солнечного сплетения. Только кровь пульсирует над левым глазом. Ветер ударил в лицо миллионами холодных иголочек. Шершавая рукоятка пистолета удобно легла в ладонь.
— Стой на месте!
Было слышно, как где-то в подвале мяучит кошка.
— Стою-стою! Но меня уже выпустили.
Словно что-то мягко сползло с плеч на землю. Он нашарил в машине фонарь. Испуганный помятый мужик ин-теллегентного вида заслонял глаза рукой. Максаков выключил фонарь.