Женщина расхохоталась, звонко, весело. Он толкнул дверь и вошел.
— Полундра, — сказала старуха, — Петька явился. Сейчас браниться начнет.
Она сидела в кресле, напряженно стараясь не двигаться — позировала. Напротив и чуть сбоку сидел за этюдником Матвей, хмурый, как всегда, когда работал. Он поднял голову, кивнул и снова уткнулся в палитру, переводя жесткий взгляд с холста на модель.
На Матвея всегда хотелось долго смотреть — он завораживал своей отрешенностью. Не было в нем взбаламученности, суетливости этой, когда каждым словом что-то кому-то доказывают. Похоже, он истово верил в свое предназначение и нес в себе талант с осторожным достоинством, оберегая его от разрушений, которые часто наносит жизнь. Просто жизнь как она есть…
По мастерской разгуливала молодая женщина.
Ай-яй-яй, вот вам и супруга — не знает, что Матвей терпеть не может, когда во время работы кто-то слоняется за спиною. Вот вам и распределение отношений внутри семьи.
На обшарпанном, без скатерти круглом столе лежали в плетенке дорогие конфеты и печенье, стояли масленка, тарелка с нарезанным хлебом. Неужели старуха успела занять денег? Когда? И кто успел сбегать в магазин? Не Матвей же — его нельзя обременять мирскими заботами.
— Петя, глянь, какую модель отхватил себе Матвей, — сказала старуха. — Простите, милая, опять забыла ваше имя…
— Нина, — невозмутимо ответила женщина. — А впрочем, зовите как вам удобно.
Отлично. Вполне в духе могучей старухи — двадцать раз переспрашивать имя. Такое может вынести не каждый человек.
— Я слышал, не только модель, — он любезно скривил губы, — но и жену.
— Ну, это — так, заодно, — быстро ответила она, не глядя на Петю. — Между прочим…
У нее хорошая реакция, и, кажется, она не глупа, если не надулась на старуху за бестактность… Можно ли назвать ее красивой? Пожалуй, да, хотя ему нравятся женщины другого типа. У этой слишком подвижное лицо, слишком энергичная мимика. И глаза очень живые и очень трезвые. Для женщины — слишком трезвые. Неги — вот чего ей недостает…
— Нина очень черная, ты не находишь, Петя?
«Старая дура, вот ты кто».
— Это называется — брюнетка, Анна Борисовна, — сухо ответил он.
— Да, слишком черная. Но для живописи это хорошо, — добавила старуха.
Матвей поднял голову и улыбнулся жене.
— У меня цыгане в роду, — спокойно пояснила Нина.
— А, понятно, почему вы так красиво, так самозабвенно курите… Но цыганки прежде курили трубку. Вы попробуйте, получится оригинально… А я никогда не была ханжой. Я и пила бы, и курила, но у меня всю жизнь было слабое сердце.
— Со слабым сердцем до вашего возраста не доживают, — заметил Петя едко.