– Джимми Роберте, нью-йоркский канал, – довольно беспардонно представился один из них, рыжий, и, не теряя времени, продолжил: – Можете познакомить нас с вашими музыкантшами, профессор?
– С удовольствием, – расплылся я в улыбке, которую собирался превратить в торговую марку.
Показывая пальцем и кивая при этом, я представил ему своих девиц:
– Лизелотта… Сунами… Ксана…
Камера застрекотала: нас снимали во всевозможных ракурсах. А я тем временем пытался привлечь еще больше внимания публики:
– Мы сами этого не осознаем, леди и джентльмены, но старинная музыка дремлет у нас в крови. Она делает нас мягче, отзывчивей, добрее…
Рядом деловито командовал телевизионщик.
– Лизелотта – сюда!.. Сунами, чуть правее… Ксана, почему вы исчезли из кадра?
Кончив с ними, рыжий перешел ко мне. Но я, скромно потупившись, показал на публику: дело есть дело. Реклама – потом…
Уже через пару дней мы могли увидеть себя на экране. «Профессор-оригинал, автор многих трудов по фольклорной музыке, организовал с тремя студентками квартет старинной музыки „Раритет"», – интригующе улыбаясь, сообщил диктор…
Мои девицы визжали от восторга, и мы договорились отпраздновать это событие вечером в ресторане. Но все мое праздничное настроение улетучилось, когда перед выходом из дома я взглянул на себя в зеркало.
Увы, я стал еще моложе и эффектнее! Подросла косичка, еще больше потемнели волосы, но еще сильнее испугало исчезновение родинки, появившейся на шее больше полутора десятков лет назад.
Меня стремительно уносило в прошлое. Я кожей чувствовал, как песок в моих персональных песочных часах не пересыпается из одного сосуда в другой, а невозвратно исчезает. Мне стало не по себе. Минут пять я стоял перед зеркалом в белесом свете флюоресцентной лампы, не в состоянии собраться с мыслями. Рука автоматически, повинуясь инстинктивному порыву, достала из заднего кармана брюк сотовый и набрала номер Чарли.
Он так обрадовался моему звонку, что мне стало легче.
– Ну-ка, рассказывай! – потребовал он.
– Знаешь, все ничего, только лучше, наверное, когда ты не знаешь, сколько времени у тебя в запасе.
Он помолчал.
– Руди! – Его голос зазвучал теперь мягко и успокаивающе. – И к этому тоже можно привыкнуть. Надо просто сменить сетку масштабов. Вчера она была очень крупной, сегодня стала помельче. Но все остальное осталось прежним.
– Иногда мне кажется, что время проносится где-то рядом, – глухо произнес я. – Свистит, дышит, подвывает. Я чувствую его дыхание: за шиворотом, чего там – в паху.
– Пусть свистит. А ты продолжай свое. И не соперничай с ним в скорости. Оно – само по себе, а ты – сам по себе.