– Тогда я ничего не успею…
– У тебя есть что-то конкретно?
– Помнишь, я говорил тебе о студентках, игравших на улице?
– Хочешь их трахнуть?
– Нет… то есть да, но кроме того – найти себя!
– Ну и задачку ты себе поставил, – хмыкнул Чарли.
– Ты же знаешь: я всегда мечтал быть дирижером, но так и не стал им. Искал, как псих, любовь и тепло и не получил. Надеялся прославиться, а пришлось…
– Не жми слишком сильно на клавиши тоски и печали. Мелодия вместо печальной становится плаксивой.
Но мне было так жаль самого себя, что я пропустил его слова мимо ушей.
– И даже сейчас, когда я пытаюсь создать свой квартет…
– А что тебе собственно, мешает, пожилой юноша?
– Время… На это потребуются месяцы, а для меня они – годы, – ответил я.
– Поменьше спи и не жалей себя. Все в твоих руках, – сказал он не очень убежденно.
– Сегодня у меня исчезла родинка на лице. А еще совсем недавно – выпали две пломбы: сколько лет назад мне их поставили? Десять? Двенадцать?
В моем голосе билось отчаяние.
– Руди, мы остаемся самими собой только до тех пор, пока способны находить себе занятие. Неважно, кстати, какое. А даст ли оно тот результат, который бы тебе хотелось, или не даст, – это уже другое дело.
– Ты успокаиваешь меня или действительно так думаешь? – сморкаясь в платок, спросил я.
Чарли обдал меня холодным душем здравомыслия:
– Если думать иначе, надо либо запить, либо повеситься.
Конечно, он прав, но со стороны все всегда выглядит легче.
– Что тебе известно сегодня о моей болезни?
– Ровно столько же, сколько и тебе, – жестко ответил он.
– Негусто…
– Ты прав. Но в том, что с тобой сейчас происходит, есть свой глубокий философский смысл. Все, что тебе предстоит, – подарок. Не вышвыривай его в помойку.
Он был прав, и я поспешил в этом сознаться:
– Наверное, все зависит от настроения. Иногда я чувствую прилив сил и энергии, а иногда…
– Если тебе плохо, Руди, я все брошу и прилечу в Нью-Йорк.
– Нет. Я должен справиться сам…
Окончив разговор, я бросил взгляд на часы. Черт возьми, – девять вечера! Девчонки в ресторане ждут меня… Чтобы скрыть свое настроение, я повязал ворот рубашки ярким цветастым платком и надел новые, сверкающие белизной перчатки. Когда я переступил порог ресторана, девчонки устроили мне овацию. Темнолицые официанты снисходительно улыбались. В воздухе витал аромат свечей и острых пряностей. В блюдцах, наполненных водой, плавали цветы.
– Руди, вы… вы такой обаятельный! – кинулась целовать меня Лизелотта.
Она буквально повисла на моей шее, и я не мог не ощутить ее крепко прижавшееся ко мне тело. Оно было упругим, как пружина, и вместе с тем удивительно податливым.