Николай Анисин. За 8 лет реформ Ельцина у руля российского ведомства финансов успели побывать 8 человек — Гайдар, Барчук, Дубинин, Пансков, Лившиц, Чубайс, Задорнов, Касьянов. Министры со стороны в министерство денег приходили и уходили, а кадровый финансист Петров Владимир Анатольевич при всех них сохранял значимую роль. В 1992-м вы были начальником бюджетного управления Минфина, с 1993-го стали замом министра, с 1994-го — и.о. первого зама, с 1995-го — первым замом. В 1997-м вас понизили до просто зама, а через три месяца произвели снова в первого заместителя министра с присвоением титула статс-секретаря Минфина. С занимаемых кресел вам, вероятно, всё было видно в денежном ведомстве. В том числе и причины чехарды его руководителей. Так что же крылось за частой сменой министров — попытки изменить ущербную для страны финансовую политику или корыстные игры окружения Ельцина?
Владимир Петров. Вся высшая власть России выбрала тот курс реформ, который предусматривал слом всей прежней системы управления. И экономикой, и социальной сферой. Имелся ли смысл всё крушить или нет — нам тогда рассуждать не было дано. Слом управления подчистую на рубеже 1991-1992-х состоялся.
Были упразднены Госплан и Госснаб. Планирование и централизованное снабжение производства приказали долго жить. Отраслевые министерства либо ликвидировались, либо кастрировались — то есть лишались распорядительных полномочий. Регулятором всего и вся, согласно курсу реформ, должен был стать рынок, а государству надлежало создавать условия для его становления. Создавать за счет соответствующей макроэкономической, прежде всего за счет проведения монетарной или денежной политики. А это не могло не сказаться на деятельности Минфина.
За ним остались те же функции, что и раньше: составлять и исполнять бюджет государства и тем самым обеспечивать выживание миллионов госслужащих, их детей и пенсионеров. Ему же были приданы функции и принципиально новые. Через Минфин с началом реформ стали приниматься стратегические решения — как выстраивать конкретные элементы рынка, кому и какое место занимать в этом рынке. Поэтому пост министра приобрел особую важность, и за него, конечно же, шла борьба между приближенными к Кремлю группами складывающейся олигархии.
Я занимался в Минфине России тем, чем полагается заниматься профессиональному финансисту в ведомстве финансов во все времена — доходами и расходами бюджета. Моей работе чехарда первых лиц мешала капитально. Всем назначаемым с 1992 года министрам, за исключением Панскова, бывшего работника Минфина СССР, приходилось впервые знакомиться со своеобразием проблем финансового ведомства. И только новый руководитель осваивался, только мы, специалисты по бюджету, начинали находить с ним общий профессиональный язык, как его убирали. Повторюсь, моей работе чехарда министров мешала капитально. Но вникать в подоплеку этой чехарды: что крылось за очередным увольнением и назначением, — у меня не было возможности. На мне висел хомут "финансовой лошади", которой даже при самом остром желании на выяснение сути политических разборок в Кремле не хватило бы ни времени, ни сил.