— Сегодня утром вы выглядите как королева, — пробормотал он. — Прекраснейшая в мире королева, с прекраснейшими на свете глазами. По сравнению с ними изумруды кажутся простой галькой.
От этих слов меня бросило в дрожь. Я подалась навстречу его руке, словно кошка, напрашивающаяся на ласку. Мое чувство к Чезаре было таким могущественным, что я едва не позабыла про свои брачные обеты.
Но Чезаре тут же отдернул руку, словно обжегшись, и вскочил со скамьи.
— Я просто пес! — воскликнул он. — Шлюхин сын, мерзавец! Вы понадеялись, что я защищу вас от домогательств моего отца, а теперь я веду себя ничуть не лучше его!
— Это совсем другое, — сказала я, едва справляясь с голосом, чтобы он не дрожал.
Чезаре в смятении повернулся ко мне.
— Но как? Вы — жена моего брата!
— Я — жена вашего брата, — прошептала я.
— Тогда чем мое поведение отличается от поведения моего отца?
— В вашего отца я не влюблена.
Я залилась краской, испугавшись собственных слов, собственной дерзости. Казалось, я совершенно утратила власть над собою. Я была совершенно беспомощна, как некогда — моя мать.
И все же я не жалела о своих словах. Когда я увидела, какая радость и страсть вспыхнули в глазах Чезаре, я протянула ему руку. Он принял ее и сел рядом.
— Я не смел надеяться…— пробормотал он, запнулся, потом начал заново: — С того самого момента, как я впервые увидел вас, Санча…
Он умолк. Я не знаю, кто из нас первым потянулся навстречу губам другого. Чезаре пытался сдерживаться; он прижал меня к себе и целовал, время от времени осторожно покусывая мои губы. Я взяла его руку и положила себе на грудь.
— Не сейчас! — выдохнул он, но руки не убрал. — Слишком рискованно. Нас могут увидеть.
— Тогда сегодня ночью, — сказала я, трепеща от собственной дерзости. — Назовите самое безопасное время и место.
— Здесь. В два часа после полуночи.
Так мы стали соучастниками. Тогда эти слова прозвучали для меня райской музыкой. Я совсем позабыла о том, что много лет назад предсказала мне стрега, — что мое сердце может уничтожить все, что я люблю. Но даже если бы я и помнила о ее пророчестве в тот солнечный день, в саду, рядом с Чезаре, я не поняла бы его, не предугадала бы, какой чудовищной и жестокой станет наша страсть много лет спустя.
Когда Джофре наконец-то встал и оделся, ему уже пора было сопровождать меня на праздничную мессу в собор Святого Петра. Это он и сделал, болезненно щурясь от яркого римского солнца, когда мы с ним во главе нашей свиты шли к древнему собору, расположенному рядом с Ватиканом.
К счастью, после вчерашнего вечера с его избытком вина и чужими женщинами Джофре был подавлен и помалкивал; он с некоторым недоумением взглянул на мое роскошное платье, но не стал допытываться, чем вызвана такая перемена в стиле одежды. А переполнявшее меня возбуждение он, кажется, вообще не заметил.