Эвакуатор (Быков) - страница 49

— И оркестр, да? Дрожит вокзал от пенья аонид?

— Откуда ты знаешь?

— Это не я, это стих такой.

— Пенье, да. Оно наплывает отовсюду, и ты идешь, как в звуковом шаре. И все запахи, и все цвета — все лучшее, что вообще может дать планета. Она тебе как бы сразу открывается всеми сторонами, и пейзажи по стенам, движущиеся. Такой просторный, просторный мир! У нас же все гораздо шире, как у вас. Наши города — это как три Стамбула! Все вдвое больше — улицы, здания. Мне так дико тесно у вас все время… Только в Тарасовке могу дышать, но я редко там бываю. Мне нельзя, чтобы соседи часто видели. Только на профилактику езжу, смазать там, проверить… ну и по выходным иногда… когда здесь совсем достанет.

— Это сколько от Москвы?

— Километров восемьдесят пять.

— А что, люди тоже больше наших? Там, на альфе?

— Не то чтобы больше. Другие. Я тебе здесь не могу рассказать. Пока будем лететь, подготовлю. В тарелке есть проектор, там все покажу. Целая программа для прилетающих. Просто чтобы в дороге посмотреть, подготовиться.

— А здесь нигде нельзя? В Москве?

— Здесь я энергии столько не наберу, — виновато сказал он. — Там изображение объемное, я это могу запустить только от двигателя. Подожди, через неделю полетим — все увидишь.

— Подожди. А если она компактная — как мы полетим, вшестером-то? И с тобой?

— Ну… она сейчас не в рабочем состоянии. Она как бы такой эмбрион. Надо расконсервировать, только по зиме уже трудно. Надо, пока снега нет. При минусовой температуре она очень долго будет греться. Народу набежит, из пушки не разгонишь. А у меня, к слову сказать, и пушка так себе.

Эти милые детали долженствовали, надо полагать, окончательно убедить ее в реальности происходящего, но до нее до сих пор не доходило — что за эвакуация, какая тарелка? Все пришло из фантастики, из сна, из их собственных прелестных игр, теперь невыразимо далеких, — но зачем ему продолжать игру теперь, когда серой запахло по-настоящему, она понять не могла.

Он это почувствовал — он всегда все чувствовал.

— Кать. Ты действительно полагаешь, что если мы из космоса, то должны во все тут вмешиваться? Ты решила, что сверхъестественная сила прилетит и всех спасет? Не будет этого, Кать. Вы со своей этикой вечного вмешательства в чужие дела уже так вляпались — вас теперь никакая сила не выволочет. Ты поживешь у нас и поймешь, у нас все рано или поздно понимают. Нельзя вмешаться в другой вид, нельзя вас сделать нами. Можно только забрать тех, кого стоит спасти.

— И почему ты решил, что стоит именно меня?

— А разные есть подходы. — Он улыбнулся и взял ее за руки. — У нас иногда думали: брать надо гениев. Или там детей. Или инвалидов. «Места для пассажиров с детьми и инвалидов». Некоторые до сих пор так делают, мучаются с выбором ужасно. Но я эвакуатор столичной школы, там особый подход. Нас учили просто: чтобы понять землян, надо жить нормальной земной жизнью. И с кем тебя сведет эта жизнь — того и забирай. Нечего выдумывать. Нету никаких критериев. Брать надо тех, с кем самому хочется жить. Те нам и подходят. А гениев набирать… большинство ваших гениев, честно тебе скажу, по нашим критериям ходят класс в пятый, в шестой. С прогрессом мы как-нибудь сами разберемся. Приличных людей надо спасать, и все.