– Кто ж мне его присвоил?
– Милиция, – сказал Гитарист, – мусора.
– А вам-то откуда это известно?
– От одного из них… Зубавин его фамилия. Может, знаешь такого?
– Нет, – сказал Игорь.
– Ну, вот. А он тебя знает. Хорошо знает!
– Каким же образом?
– Так ведь он, чудак, следил за всеми вами. За Брюнетом и за Хмырем. И тебя видел в саду. Словом – в курсе всех твоих дел!
– И что же, – спросил с сомнением Игорь, – он, работник милиции, все вам откровенно выложил, рассказал?
– Сейчас он уже не работает. На пенсию вышел. Спивается, старичок. Мы его как раз и надыбали в одной из пивных…
– Так, – проговорил Игорь, – значит, все сведения обо мне, все факты в мою пользу – это все получено из милицейских рук…
– Да какая тебе разница, – воскликнул Гитарист. – Главное то, что кодла тебе верит. Усекаешь? И зовет обратно. И за этим-то мы и пришли.
Они долго ещё так говорили – прикончили бутылку и почали новую. Общая напряженность и скованность постепенно ослабли. Игорь видел: ребята с ним искренни, откровенны. Они пришли с добром – и тревожиться больше не о чем. И все же с лица его не сходило выражение сумрачного раздумья.
Среди многих, одолевавших его мыслей, была одна – беспокойная, темная, гасящая всякую радость. Внезапно возникнув, она уже не исчезала… И отравленный ею, Игорь сказал погодя:
– Вы говорите, ребята, я – ваш…
– Ну, да, – отозвался Гитарист, – я ж тебе все объяснил. И кончай – об этом!
– Нет, постой, поговорим, – возразил Игорь. – Значит, кодла мне верит. Хорошо. Я рад. Но вера-то эта на чем основана? На свидетельстве чекиста. А такому свидетельству – какая цена?
– Но, чудак, если все это – правда…
– Ну и что с того? – угрюмо отмахнулся Игорь. – Одной правды для всех не бывает. Она у каждого – своя. У мусоров своя, у блатных своя… Что для одних хорошо, для других – плохо. Так уж мир устроен. И не нам его менять.
– К чему ты клонишь? – тихо, медленно спросил Гитарист, – куда гнешь? Что-то я в толк не возьму.
– Я к тому клоню, что судьба моя все равно теперь – гиблая, – сказал Игорь, – все в ней зыбко, ненадежно. – Он трудно сказал это; ему не хватало воздуха. – Вот вы меня зовете обратно, снова считаете своим… Это – сейчас. А завтра все может повернуться по-иному! Представь себе, что кто-нибудь – ну, хотя бы, даже ты сам, – вдруг схлестнется со мной, поссорится, начнет сводить счеты. Так ведь случается?
– Конечно, – сказал, поднимая плечи, Гитарист.
– Так вот, любой блатной – если захочет – может теперь обвинить меня в чем угодно… И что я смогу возразить? Как мне, вообще, оправдываться? Ссылаться на свидетельство милиционера – мне, чистопородному вору! – прибегать к его защите? Но ведь это же нелепо.