— Ага, — сказал Косяк. — Чуть не приехали, трам-тарарам. Ну, ты даешь. Погляди-ка туда.
Я поглядел. В стене кунга, где полагалось быть окну, зияла дыра.
Окно откидывалось на петлях наружу и вниз. То ли я в последний раз, когда проветривал, не до конца затянул стопор, то ли он сам от тряски сдвинулся. Так или иначе, окно распахнулось. И, судя по ледяному холоду в кунге, давно. Это я понял, высунув руку из-под четырех одеял.
— Трам-тарарам, — сказал Косяк. — Мы когда от деревни отъехали, на повороте что-то громыхнуло. Я прислушался — вроде больше не стучит. Ну, и еду дальше. А это окно, трам-тарарам, хлобысь наружу! И застопорилось в открытом положении, трам-тарарам, поэтому не стучало больше. Ну, я и не стал тормозить, проверять, в чем дело. А сейчас остановился на минуту, выхожу, оглядываюсь на кунг — ТРАМ-ТАРАРАМ!!! — окно настежь!
— Давно?.. — только и спросил я.
— Часа три, не меньше. У меня первая мысль: всё, трам-тарарам, убил Олежку. Заморозил. Я тихонечко так, бочком, к кунгу подползаю, зову тебя — Оле-еж-ка, ты живо-ой… Страшно, аж жуть. И тут слышу, как ты храпишь! Ну, думаю, силен москвич. А ты вон как тут устроился. Везучий, черт!
Я выбрался из-под одеял и почувствовал, что сон на свежем воздухе пошел мне на пользу.
— Пожалуй Афоне об этом лучше не знать.
— Ха! — согласился Косяк.
— Как они там?
— Дрыхнут. Всю кабину задышали, окна протирать замучился.
— Ладно, я тоже на минуту выйду, с твоего позволения. И — спасибо.
— Да хрен с ним, — отмахнулся Косяк. — Главное, ты живой.
— Слушай… Ты не голодный? А то провианта осталось полно.
Я уже не мог не думать про еду. Точнее — куда ее, проклятую, девать.
— Спасибо, не надо. Мне домашнего собрали малость, я теперь это военное дерьмо и видеть не хочу. Пару банок тушенки возьму, остальное забирай. Есть, куда заныкать?
— Конечно. Шнейдеру отдам. Заодно подкормится, а то он на узле связи так присиделся, что обедать ходит через силу.
— Я бы в штабе не смог, — убежденно сказал Косяк.
Я бы смог. Мне очень помогло выжить в ББМ то, что каждый месяц хотя бы два-три дня я работал в штабе. Так я отдыхал от своего "болота". Набирался сил терпеть третий дивизион, где можно было прямо в строю получить кулаком в почку лишь потому, что дедушка захотел проверить, хорошо ли у него поставлен удар. А неделя за машинкой на летнем полигоне меня просто спасла. Параллельно я своими отлучками повышал личный статус — сам того не зная. Все, оказывается, ждали, что москвич застрянет в штабе навсегда, спрячется там. Но москвич упорно возвращался к своему призыву и вместе с ним огребал по полной программе… Были дни, когда я действительно очень хотел уйти из дивизиона. А теперь радовался, что не было возможности. Ну, застрял бы я в штабе — и чего? Еще целый год чаи гонять со Шнейдером?