– Тяжело. Кроты землю изрыли – коса все юзом.
– Это на новом мысу? – посочувствовал Володька.
– На новом.
– Надо косу поднять, – сказал Володька.
– Подымал – не помогает. И колеса вязнут. Земля тут рыхлая. – Кузьма натянуто усмехнулся. – Бог, наверно, когда делал эти Шепотки, не рассчитывал, что тут на машине будут ездить. А мы забрались…
Володьке очень нравилось, что с ним вот так, по душам, на полном серьезе, ведут деловой разговор, и он не без внутреннего сожаления сказал, принимая подобающую позу:
– Пойду поскребу сколько-нибудь.
– Погоди. – Кузьма тяжело поднялся. – Коса засеклась – надо поточить.
Володька взял косу, стоявшую у стены, с готовностью протянул Кузьме.
– Давай ты, – сказал Кузьма и взялся за ручку точила.
Володька покраснел:
– Я не умею.
– А я вчера точил, ты глазами хлопал? И посуду тоже мыть г. адо, жестко добавил Кузьма, кивая на стол. – Няньки здесь не положено.
Черт знает что за человек! Начали было жить но-человеческн, так нет-обязательно настроение испортить надо.
Володька уходил на покос мрачный, насупленный. Но, поразмыслив дорогой, он должен был признать, что Кузьма, пожалуй, прав. На самостоятельность бьет. Чтобы он, Володька, значит, по всем линиям… Ох и хитер мужик!
И когда он сел на косилку, жизнь снова гремящим, многоцветным праздником заиграла вокруг него.
Ему повезло, по-настоящему повезло. То ли оттого, что та часть пожни, на которой он косил, была меньше изрыта кротами, то ли потому, что он был намного легче Кузьмы и лошади шли свободнее, или оттого, что сам он был ловчее Кузьмы-и такая мысль приходила ему в голову, – но как ни гадай, а за этот упряг он обскакал Кузьму.
И Кузьма, когда увидел скошенный им участок, просто ахнул:
– Здорово! Крепко выдал, Владимир.
Да, так и сказал. – «Владимир».
Шуршит под ногами подсохшая за день трава. Огромные, богатырских размеров тени шагают рядом с ним и Пухой. И, глядя на эти качающиеся, распростершиеся по всему лугу тени, Володька чувствовал себя большим и сильным, круто повзрослевшим за один день.
Вот где в рост пошел! На Шопотках! – думал он, приближаясь к избе. То-то он в последнее время каждую ночь летает во сне.
Закат угасал медленно. Воздух еще не остыл, а в низинах уже ночь расстилала белые холсты туманов. Ожили, заговорили ключи на речке. О чем они шепчутся, бормочут?
В тот вечер, сидя у избы (надо было дать лошадям передышку), они разговорились.
– Кузьма Васильевич, – спросил Володька, – а целина – это только там, в Сибири? Больше уж нигде нету?
Кузьма, подтягивая гужи у хомута, озадачеипо поднял голову.