Я никогда ещё не видел у Верджила таких круглых глаз.
— Э-мм, Шериф? — позвал один из братьев, Джеб или Фред. Странно, что сквозь все эти рыки и всхлипывания шериф его услышал. Хотя, голосом близнецы могли бы пробивать стены. — Так нам, что, снаружи стоять или внутри?
Вы помните, что было почти два часа ночи, и на улице ощутимо подморозило. Шериф даже не стал одаривать их долгим и страдающим взглядом.
— Внутри! — прорычал он, перекрывая голос Пупсика.
Гантерманам и раньше приходилось слышать рычание шефа, и они испугались.
— Да, сэр, — сказал ближний к шерифу, отступая.
— Да, сэр, — как эхо, повторил второй.
Немедленно встав плечом к плечу у двери, они создали живую баррикаду из помощников шерифа.
После этого у Верджила оставалась ещё одна неразрешенная проблема разъяренный Пупсик. Мейдин же, увлеченная всхлипываниями, в упор не замечала, что её любимчик пытается впиться острыми, как бритва, зубками в ближайшую к нему часть тела уважаемого представителя закона.
Мейдин пыталась затащить его в гостиную, Верджил сопротивлялся.
— Дуайт — вот он, Шериф! Он… он…
Голос потонул в сплошных рыданиях.
Поглощенный проблемой рыдания и рычания, шериф не обратил внимания, что я тоже иду в гостиную вместе с ними.
До сих пор первое, что делал шериф, попав на место преступления, это выставлял оттуда меня. Он постоянно давал мне понять, что считает раскрытие преступление одиночным видом спорта, а не командным.
Едва войдя, Мейдин громко прорыдала:
— Вот видите, Шериф! — она остановилась в пяти шагах от тела. Видите, что кто-то другой сделал с моим Дуайтом!
Она наконец отпустила рукав Верджила, чем тот поспешил воспользоваться, отпрыгнув от дамы с опасной собачкой подальше, и устремился к убитому. Но последнее замечание вдовы его ошеломило.
— Кто-то другой? — в недоумении переспросил он.
Мейдин терла глаза рукавом. Что же ей оставалось, раз платка-то нет.
— Вот именно, Шериф! Кто-то другой. Я, конечно, понятия не имею, кто именно. Но это не я!
К несчастью для Мейдин, Пупсик перестал рычать, и её слова слышали все, кто находился в комнате. Ее немного удивило, что мы все трое Верджил, Гораций и я — дружно уставились на нее. У шерифа же глаза стали узкими-узкими.
Наверное, до неё дошло, что это не лучший ход — объявить о своей невиновности, не дожидаясь, пока тебя спросят. Поэтому, желая поправить положение, она поспешно добавила:
— Я, конечно, признаю, что платок у Дуайта в руке — мой. Признаю. Но, подумайте сами, будь я виновна, разве я оставила бы его здесь? Нет, ну правда, вот я вас спрашиваю…
Я заметил, что Мейдин старается не встречаться со мной взглядом. Видно, боится, что я расскажу, как она настойчиво уговаривала меня изъять этот самый предмет.