Шёлковый шнурок (Малик) - страница 100

Продвигались медленно, на ходу перегруппировывались в три линии, с резервом и обозами позади. Только на третий день, поздно вечером, так и не встретив сопротивления, вышли через Венский лес на обозначенный диспозицией рубеж.

Собеский со своей штаб-квартирой остановился на вершине горы Каленберг, приказал поднять большое красное, с белым крестом знамя и разложить костры — знак Штарембергу и всем осаждённым, что союзники пришли на выручку городу. Защитники Вены высыпали на валы. С колокольни святого Стефана пускали ракеты, словно умоляли о немедленной помощи.

Не дожидаясь, пока жолнеры поставят шатёр, Собеский приказал разостлать на земле походную постель и лёг спать. Долго не мог сомкнуть глаз — не оставляли мысли о завтрашнем дне, о предстоящей битве. Знал, что Кара-Мустафа тоже готовится к ней, и пытался предугадать его замыслы.

Чтобы отвлечься, стал думать о королеве, своей любимой Марысеньке: перебирал в памяти совместную с нею жизнь и убеждал себя в том, что не так уж и несчастлива она была. Правда, злые языки болтают о Марысеньке всякое… Она и теперь, находясь замужем, позволяет себе влюбляться в других, хотя бы в того же Яблоновского…

Вспомнив пана Станислава, король поморщился. И что она нашла в нем? Ну да ладно, он все уже давно простил ей. Простил, когда она родила ему сына (кстати, завтра присматривать нужно за Яковом, не ввязался бы сгоряча в бой!), простил за глубокий, проницательный ум, за красоту, которая, казалось, и годам не подвластна… «Молись за меня завтра, Марысенька!» — прошептал Собеский, глядя в безлунное звёздное осеннее небо.

Нет, никак не удавалось ему отрешиться от тревожного чувства, холодившего сердце… Что будет завтра? Кому улыбнётся фортуна? За кем останется поле боя?

Ответа на эти вопросы сейчас никто не знал.

Собеский уснул незаметно, и ничто уже не мешало ему — ни фырканье коней, ни перекличка часовых, ни разговоры жолнеров, которые ставили королевский шатёр, ни постукивание топоров.

Разбудил его Яков со вторыми петухами.

— Папа, вставай! — тормошил он отца изо всех сил. — Радостная новость!

— Что?! — вскинулся король.

— Казаки пришли! Передовой отряд фастовского полковника Семена Палия. Менжинский привёл. Четыре тысячи… И несколько сотен донских казаков…

— Пришли? Не может быть! — вскочил на ноги Собеский.

— Ей-богу, правда… Ждут приказания, где становиться.

— Слава богу! А остальные?

— Остальные с обозом отстали… Будут позднее.

8

После очередного неудачного штурма, когда ещё сотни воинов падишаха сложили головы, а тысячи были ранены, турецкий лагерь охватили растерянность и уныние. Многие открыто упрекали сераскера, который, как говорили, нарочно затягивает взятие Вены, чтобы не дать город на разграбление. Паши, крымский хан, молдавский и валахский господари были возмущены медлительностью Кара-Мустафы, его неумением вести осаду.