Я знаю, из чего состоит это чудо. Знаю, что биение сердца каждого из Поводырей дыханием передается от губ к чарам, удерживающим ленты в воздухе. Но как бы мне хотелось НЕ знать. Просто следить, как мальчишка, за полетом волшебных зверей и… Мечтать. О том, что или сам когда-нибудь смогу сотворить нечто подобное. Или повстречаю настоящего дракона.
Мечты, мечты… Они только смеются надо мной. Поманили и бросили на произвол судьбы, а та оказалась стервой, не дай боги еще раз свидеться! Не надо было мечтать. Надо было тупо и скучно жить. Тогда и разочарований бы не возникло, и больше пользы принес бы. Хоть кому-нибудь.
— Я же сказала, сдуй! — недовольно шепнула мать пацану, который, засмотревшись на представление, потянул в рот приторно-белый от сахара лашик.
Ребенок оказался послушным, а может, просто испугался возможного наказания, и дунул. Изо всех сил. Направляя облачко тонкой пудры прямо в лицо одного из Поводырей.
Девушка не ожидала столь невинной подлости от милых ребятишек, потому не успела ни отшатнуться, ни задержать дыхание, и надрывно закашлялась, отпуская от губ флейту, а алый шелковый дракон одновременно забился в судорогах. Второй Поводырь не рискнул бросить своего питомца, но мелодия все равно сбилась, нарушила свое течение, и ленты… Взбесились, превратившись в ураган.
Все произошло так быстро, что народ не сообразил расступиться еще дальше, освобождая место для вышедших из повиновения чар, а мальчик, тот самый худышка, стоящий в первых рядах, оказался слишком близко от одного из рассекающих воздух шелковых колец.
В следующий миг мне показалось, что возвращается старый кошмар. Поднятое в воздух, запутавшееся в лентах, отчаянно бьющееся и только больше увязающее в красно-синей паутине тельце. Отличие было только в одном. В полной тишине. Мальчик не кричал, как не издавали ни звука замершие в ужасе зрители. Прошла очень долгая минута прежде, чем зеваки попятились назад, а какая-то женщина всхлипнула:
— Да помогите же кто-нибудь!
Ответом было молчание. И виновато-равнодушные взгляды. Мол, мальчишка приютский, а там их и без него много остается. Одним больше, одним меньше, невелика потеря — вот, что читалось в глазах людей. Читалось слишком ясно и слишком жестоко.
А вот в глазах демона, к которому я повернулся, надеясь найти помощь, жили совсем другие чувства. Спокойствие и бесстрастное ожидание развязки.
— Ты же можешь…
Но слова прилипли к языку, когда Джер растянул губы в холодной улыбке:
— Сам. Только сам.
Но я ведь больше не способен… Ни на что!
Кровь превратилась в патоку или сердце замедлило свой ритм?