Сюзанна несколько раз пыталась расспросить ее, но, не получая ответов, не стала настаивать. Таким отношением с ее стороны можно было лишь восхищаться, поскольку Джудит знала практически все, что только можно было знать, о браке Сюзанны с Чарлзом. Чарлз был любовью всей жизни Сюзанны, и она жила воспоминаниями о нем. Собственные же воспоминания Джудит, как она обнаружила, плохо выдержали испытание временем.
Нет, она не сомневалась в том, что любила Люсиана со всем пылом семнадцатилетней девчонки, верившей, что нашла в нем родственную душу. Она не сомневалась также, что он тоже ее по-своему любил. Джудит столько лет старательно избегала думать о времени, прожитом ими вместе, что теперь ей было трудно вспомнить об этом вообще. Однако прошло уже десять лет, и настала пора подумать об этом.
Начало было великолепным. Даже сейчас она в этом не сомневалась. Люсиан был полон жизни и страсти и волновал ее так, как она и не мечтала. Они устраивали экстравагантные шумные вечеринки для экстравагантных друзей, принадлежавших к миру искусства, – поэтов, писателей, артистов, – у многих из которых было больше денег, чем таланта. Ее мир был ограничен мужем и его друзьями, и она никогда не спрашивала себя, почему они не вращаются в более изысканных кругах, к которым, например, принадлежали ее родители или другие девушки. По правде говоря, те немногие дружеские связи, что были у нее до замужества, становились день ото дня слабее, и мир мужа окончательно стал ее миром. Когда умерли ее родители, у нее не осталось никого, кроме него.
Вначале он проявлял свой крутой нрав лишь изредка, и она не придавала этому значения. Он как-никак был поэтом, гением, а на недостатки творческих личностей принято смотреть сквозь пальцы. Однако в последние несколько месяцев его жизни приступы гнева у него участились и стали особенно яростными.
Она непроизвольно взглянула на свой мизинец, который был едва заметно искривлен. Какой-нибудь пустяк мог вызвать у Люсиана ярость: тупость критиков, оплошность, допущенная слугой, или даже присутствие его собственной сестры. Или ее неудачно сказанное слово. Он начинал обвинять ее в неверности, в том, что она изменяет ему с его друзьями. Разумеется, в этом не было и доли правды. Он был ее жизнью.
Потом ему бывало стыдно, он долго извинялся, обнимал ее, и все снова было хорошо. На какое-то время. Но периоды согласия становились все короче. Однако тогда он еще ни разу не причинил ей боли, и она даже представить себе не могла такое, а поэтому не боялась его. За день до смерти что-то совсем незначительное, она даже припомнить не могла, что именно, привело его в бешенство. Он назвал ее проституткой. И снова обвинил в том, что она изменяет ему с другими мужчинами. Она отрицала это, но он не желал и слушать. Он тогда сказал ей в лицо, что спит не только с ней. У нее уже были на этот счет подозрения. Она тоже вышла из себя.