«Ты поцеловал ей руку так, что это разбило бы мое сердце, если бы я была настолько глупа, чтобы влюбиться в тебя», – подумала девушка.
Крессида представила перед собой леди Энн и герцога, смотрящих друг другу в глаза, связанных друг с другом, близких. Если у нее до сих пор оставались хоть малейшие мечты об этом мужчине, то теперь она знала, что он уже не свободен.
Она искала в себе жалость к бедной леди Энн, связанной с этим неисправимым распутником. Но не находила.
– Забавная пьеса, не так ли?
Слова герцога вывели ее из задумчивости.
– Забавная? Шокирующая! Моя мать не одобрила ее, а мой отец громко смеялся.
– А ты?
Вспоминая о том вечере, она посетовала, что слишком увлеклась пьесой, когда могла бы смотреть на него.
– Честно говоря, я не поняла некоторых острот.
По его голосу и звуку шагов Крессида поняла, что он двинулся с места и идет к ней по темной комнате.
– Теперь ты чувствуешь себя более просвещенной?
У нее перехватило дыхание.
– Немного.
Она вспомнила, что в пьесе была шутка о гордых петушках, – сейчас она слишком хорошо понимала ее. В ней снова росло возбуждение, а он был почти рядом.
«Думай о своей цели, Крессида! Не поддавайся чувствам!» – твердила себе девушка.
В комнате раздавалось тиканье часов – по часам пекари узнавали, сколько времени хлеб сидел в печи, – но в тусклом свете невозможно было разглядеть стрелки. Им придется ждать еще долго, а он так близко. Всего в нескольких футах.
Крессида повернулась, пытаясь уклониться от герцога, не показывая этого, и ее рука коснулась железной дверцы печи. Она отдернула руку, боясь обжечься, но поняла, что дверца была всего лишь теплой. Девушка открыла ее. Горячий ароматный воздух вырвался наружу. Теперь дверца разделяла их.
– Наверное, днем пекли пироги и булочки.
Сочные пироги. Продолговатые булочки…
«Не думай об этом!»
Сент-Рейвен обошел дверцу и подошел ближе к Крессиде.
Ей был нужен новый барьер.
– А что же леди Энн?
– Что тебя интересует?
– Ходят слухи, что ты женишься на ней.
Он был всего в нескольких дюймах.
– Слухи, как обычно, неверны. Она моя сводная сестра и к тому же влюблена в другого.
Ее безумное сердце подпрыгнуло от радости. Затем он спросил:
– Ревнуешь?
– Нет! – Крессида отступила, оказалось, что она загнана в угол, – ее спина прижалась к другой стенке печи.
– Сегодня мы братья по оружию, Крессида. Ни больше ни меньше. И мне нравится держать тебя в объятиях.
Трис сделал еще шаг, и она оказалась между его теплом и теплом печи. Он обнял ее, наклонился, чтобы поцеловать.
Это было неправильно. Хуже того, это было глупо. Все эти разговоры о его семье, несчастном детстве – все это могло быть хитростью распутника, рассчитанной на то, чтобы ослабить ее волю.