Лето 1816 года. К северу от Лондона
Застыв от напряжения как статуя, разбойник наблюдал за дорогой, освещаемой светом полной луны. Его конь Цезарь был тик послушен, что не приходилось даже натягивать поводья, и, когда он взмахивал головой, упряжь ни разу не звякнула в лесной тишине.
Одежда делала человека похожим на тень, лицо скрывали черная маска, аккуратная борода и усы в стиле Карла I. Если бы не белый плюмаж на широкополой шляпе, он был бы невидим.
Этот плюмаж был вызывающей деталью одежды Ле Корбо, смелого негодяя француза, который называл себя Вороном и утверждал, что имеет право клевать каждого, кто путешествует по дорогам к северу от Лондона.
Хотя поблизости никого не было видно, Ворон «летал» не один. Он послал своих людей на север и на юг, чтобы они могли предупредить его о приближающейся опасности или очередной жертве. Не двигаясь, он ждал сигнала – и только плюмаж трепетал на ветру.
Наконец с юга донеслось уханье совы, а затем странная птичья трель. Это означало, что приближалась жертва. Причем не почтовая служба с хорошо вооруженной охраной и не бедняк на лошади или на телеге, а добыча, ради которой стоило приложить усилия.
Он замер, пока не услышал топот быстрых лошадей, а затем резко свистнул и, выскочив из-за деревьев, направил скакуна к приближающейся карете.
Испуганный кучер натянул поводья. Когда карета остановилась, Тристан Трегеллоус, герцог Сент-Рейвен, уже командовал пассажирами, размахивая заряженным пистолетом. Со всех сторон стояли на страже его товарищи.
Сердце билось тревожно и радостно одновременно, Трис был возбужден, как на любовном свидании. Жаль, что это его первая и последняя охота.
– Месье, мадам. – Он приветствовал пассажиров легким наклоном головы и говорил при этом с таким же французским акцентом, как и настоящий Ле Корбо. – Пожалуйста, выходите из кареты.
Он изучающе разглядывал свои жертвы, пока говорил, – насколько позволяла темнота.
Превосходно. У него на мушке была молодая светская пара, и похоже, апоплексический удар от ужаса никому не грозил. Леди выглядела скорее рассерженной, нежели испуганной. Ее губы были плотно сжаты, а в светлых глазах читалась ярость.
– Чтоб ты ослеп, висельник! – зарычал мужчина. Его голос и манеры выдавали грубого простолюдина, и это было кстати – он не будет убиваться об утрате половины своих денег.
– Это в руках Господа и судей, а вот вы в моих руках. Выходите! Вам известна моя репутация. Я не стану вас убивать и не заберу у вас все. Но при одном условии, – заговорил Трис с угрозой в голосе, – если вы не будете сопротивляться.
