– Почему вы не уходите? Я сам прекрасно справлюсь. Вы ведь платите мне за это.
– Я всегда остаюсь в шахте во время взрыва, – отсутствующим голосом сказал Селден.
– Вам незачем оставаться. Если что-либо и случается в шахтах, то чаще всего во время взрывов, – продолжала Кристин.
Селден молчал.
– Думаете, я недостаточно опытен, чтобы справиться со взрывом? Зачем тогда платить мне шесть долларов в неделю, если вы сами собираетесь здесь торчать?
– Компания требует, чтобы у меня был подрывник, поэтому я и плачу тебе деньги.
– А, понимаю… – многозначительно сказала Кристин. – Будьте спокойны, теперь у вас не будет холостых взрывов! Я собаку съел по этой части.
– Замолчишь ты, наконец?! – вспылил Селден. Посмотрев на часы, он приказал: – Приготовься, скоро начнутся взрывы!
При свете его лампы Кристин возилась возле батареи. В руках она держала два шнура, которые по его команде должна была соединить с батареей.
Селден нетерпеливо посматривал на часы. Приглядываясь к нему, Кристин уловила на его лице выражение напряженного ожидания – радостного и грустного одновременно.
Закрыв крышку часов, он встал.
– Пора. Начинай! – скомандовал Селден. Кристин оторвала взгляд от батареи. При свете двух шахтерских ламп она увидела его совершенно белое лицо, тяжело вздымающуюся грудь и внезапно распрямившиеся плечи. Кристин соединила шнуры, и раздался взрыв. Все обошлось благополучно. Ей показалось, что она расслышала слова: «Не сегодня».
Стремительно вскочив на ноги, Кристин дотронулась до его руки.
– Что вы сказали? – спросила она.
Она ожидала грубости, но Селден только кротко улыбнулся.
– Ты не поймешь. На сегодня работа закончена.
Жизнь Кристин в Маренго приобрела небывалую напряженность. Ей казалось, что кровь, текущая в ее жилах, стала подобна старому вину – так силен был нервный подъем и так пьянил ее риск. Не было ни часа, когда бы ей не приходилось играть роль. По утрам она выступала в качестве жены инженера, все еще не вернувшегося из Блюфилда, а после полудня была мальчишкой-подрывником. Ленивые утра в коттедже сменялись опасной работой в шахте.
Интуитивно Кристин чувствовала, что пора отказаться от второй роли – не потому, что она боялась за себя, но работа в шахте создавала новые осложнения, и не только для нее. Шахтеры – отнюдь не сентиментальный народ, и с теми, кто осмелился нарушить их законы, расправа у них короткая и жестокая. Кристин же нарушила основной закон, запрещающий женщинам спускаться в шахты. Углекопы не считали нужным объяснять свои суеверия, но требовали уважения к традициям, основанным на мистической вере. Им казалось, что присутствие женщины в шахте навлечет на них ужасное, необъяснимое несчастье.