От ужаса перехватило горло, и она подумала, что сейчас потеряет сознание. Она отчаянно вопила, колотила по крышке коленями и ступнями, мышцы сводило судорогой, царапины на обнаженной коже кровоточили, из глаз текли слезы.
— Не дайте мне умереть так, пожалуйста, ну пожалуйста, не дайте мне умереть так…
Но тьма не исчезала. Вязкое тело под ней не двигалось, гниющая плоть касалась ее кожи, острые ребра впивались в спину. Бобби передернулась, ее чуть не стошнило, и она завизжала.
Сквозь крик она услышала леденящие звуки — на крышку этого таинственного гроба сыпались комья земли и камни.
— Нет! Нет! — Она билась, пока кулаки не начали гореть и кровоточить, все время плакала и кричала: — Выпустите меня! Пожалуйста, пожалуйста!
Кто с ней это сделал?
За что? Господи, за что? Кому она так насолила? Она стольким врала; лица этих людей мелькали в ее полубезумном мозгу. Но кто же так сильно ее ненавидит? Кто решил так чудовищно ее замучить? У кого были причины? Кто настолько жесток?
Бобби задыхалась. Воздух почти кончился. Она теряла сознание. Мысли отчаянно метнулись к знакомым мужчинам, в особенности к одному, к тому, кто, быть может, даже имени ее не помнит, к тому, с которым она обошлась очень дурно.
Пирс Рид.
Детектив из полицейского управления Саванны.
Уважаемый человек, но со своими тайнами.
Нет… Рид не мог такого сделать, он не знает, как тесно связаны их жизни, ему на нее плевать.
Она задрожала, заскулила.
— Выпустите! Выпустите! — кричала она, всхлипывая. Болело горло, кровь стыла в жилах от мысли о разлагающемся трупе, который служил ей ложем. — Пожалуйста, умоляю, выпустите меня отсюда… Я сделаю все, все… Пожалуйста, не надо…
Но она даже не знала, к кому обращается, и комья земли с галькой продолжали падать в могилу.
Она задыхалась, воспаленные легкие вбирали остатки воздуха. Грудь горела от нехватки кислорода, и Бобби вдруг обессилела.
Беспомощна.
Обречена.
Она в последний раз попыталась выбраться из этой тюрьмы, но безуспешно. Тьма сокрушила ее, выиграла битву, высосала жизнь, и руки бессильно упали. Значит, здесь ее могила. Навеки.
В ужасающей тишине она, кажется, услышала смех. Далекий смех, но она знала, что он предназначен для нее. Этот человек хотел, чтобы она поняла. Чтобы услышала его перед тем, как вздохнуть в последний раз.
Кто бы это ни совершил, он явно наслаждался.
— Этот сукин сын опять тащит меня в суд! — Морисетт ворвалась в кабинет Рида и бросила какие-то документы на угол стола. — Прикинь? — Когда она злилась, то еще сильнее растягивала слова на западно-техасский манер. — Барт хочет сократить алименты на детей до тридцати процентов! — Барт Йелкис был четвертым и последним бывшим мужем Сильвии Морисетт и отцом ее двоих детей. Все время, что Рид работал в полицейском управлении Саванны, Сильвия и Барт ссорились из-за того, как она воспитывает Присциллу и Тоби. Сильвия была упряма и неподатлива, как высохшая кожа, и редко сдерживала свой острый ядовитый язычок. Она курила, пила, водила машину, как автогонщик на «Инди-500», ругалась, как моряк, и одевалась, словно ей было двадцать, а не тридцать пять, но прежде всего она была матерью. Поэтому, когда критиковали ее детей, она тут же срывалась с цепи.