Джек давно мечтал о смерти, однако слабая искра жизни никак не угасала. И пока он не умрет, ему не обойтись без бренди. Порция ушла, чтобы раздобыть его. Помутившийся рассудок с трудом цеплялся за эту мысль. Но куда, черт побери, она запропастилась?! Джек не мог вспомнить, как давно она ушла в эту метель. Царившая за стенами каморки пурга лишала возможности следить за ходом времени, заслонив небеса непроницаемой серой мглой.
Все тело ломило и жгло как в огне, под веки словно насыпали песка, и даже кожа казалась обугленной. Эта непрерывная пытка вырвала из груди больного слабый крик — настолько слабый, что старуха у очага даже не обратила на него внимания.
Открылась дверь. Вихрь ледяного воздуха взметнул клочья дыма. Девушка, захлопнувшая за собой дощатую дверь, несмотря на ужасающую худобу, излучала такую неуемную энергию, что слегка оживила мрачную атмосферу убогой берлоги.
— Вот бренди, Джек. — Опустившись на колени возле лежанки, она извлекла откуда-то из-под ветхого плаща маленькую бутылку. Веснушчатый нос сморщился от жуткой смеси запаха бренди и испарений давно не мытого больного тела на гнилой соломе, но она решительно просунула руку под костлявую шею и приподняла Джеку голову. Отца так трясло, что он не смог бы сам поднести горлышко к губам. Его зубы выбивали дробь, а слезившиеся глаза на изможденном лице поражали пустым, безжизненным выражением.
Кое-как ему удалось проглотить немного обжигающего питья, и, как только оно всосалось в кровь, жуткие боли слегка притупились, озноб прекратился, и тощие пальцы хищно сомкнулись на бутылке. Джек единым махом опрокинул ее в рот и проглотил все содержимое до последней капли.
— Черт побери, но его опять было слишком мало! — выругался он. — Ну почему ты не могла принести побольше, девчонка!
— Это все, что мне удалось раздобыть. — Сидя на корточках, Порция следила за отцом со странной смесью брезгливости и жалости в глазах. — Может, ты потрудишься вспомнить, что слишком давно не пополнял нашу семейную казну?
— Чушь собачья! — рявкнул Джек, но тут его глаза закатились и он застыл так неподвижно, что на какой-то миг Порции показалось, что отец наконец-то обрел вечный покой. Но вот его глаза снова открылись: На подбородке под всклокоченной бородой блеснула струйка слюны, а бледный и какой-то зеленоватый лоб покрылся липким холодным потом, который потек по ввалившимся щекам.
Порция осторожно вытерла ему лицо подолом своего плаща. Казалось, пустой желудок буквально прилип к позвоночнику, и знакомый приступ голодной тошноты болезненно скрутил внутренности. Девочка встала и подошла к тускневшему очагу.