даже не знаю, где я, в думаю, что не знаю, как найти дорогу назад, туда, куда я хочу вернуться подумал он.
Но, по крайней мере, теперь лодка остановилась на время, достаточное, чтобы я мог развернуть ее в обратную сторону.Он проснулся на восходе, свет был слабым, небеса имели бледно-желтый оттенок, день обещал быть прекрасным. Костер догорел; на противоположной стороне кучки холодного пепла лежали три змеи, неподвижные и параллельные, словно подчеркивая друг дружку, а в быстро набирающем силу свете, казалось, материализовались и другие: земля, которая мгновение назад была всего лишь землей, проявилась в виде неподвижных спиралей и петель, ветви, которые минуту назад были обыкновенными ветвями, теперь стали неподвижными змеевидными гирляндами, а ведь заключенный едва успел встать и подумать о еде, о чем-нибудь горячем, прежде чем отправиться в путь. Но он решил не тратить столько времени на это, потому что в лодке все еще оставалось достаточное количество похожих на камешки предметов, которые женщина с той лодки бросила туда, и потом (подумал он), какой бы ловкой и успешной ни была его охота, он никогда не сможет запасти достаточно для того, чтобы им хватило на дорогу туда, куда они хотят добраться. А потому он вернулся к лодке, подтянул себя к ней, выбрав удлиненный лозой фалинь, вернулся назад к воде, над которой лежал низкий, густой, как вата (хотя и стоящий не очень высоко, стелющийся), туман, в котором даже корма лодки едва виднелась, хотя ее днище почти целиком лежало на островке. Женщина проснулась, зашевелилась. – Нам пора ехать? – спросила она.
– Да, – ответил заключенный. – Ты же не собираешься рожать сегодня еще одного? – Он поднапрягся и столкнул лодку с суши, которая сразу же стала растворяться в тумане. – Дай мне весло, – сказал он ей через плечо, не поворачивая головы.
– Весло?
Он повернул голову. – Весло. Ты лежишь на нем. – Но это было не так, и в течение мгновения, пока суша, островок продолжал медленно исчезать в тумане, который, казалось, окутывал лодку невесомой и неощутимой пряжей, как драгоценный или хрупкий пустячок или бриллиант, заключенный замер не в тревоге, а в том яростном и удивленном бешенстве, которое испытывает человек, увернувшийся от упавшего сейфа, но получивший удар двухфунтовым пресс-папье, стоявшим на нем, и тем невыносимее был этот удар, что он знал – у него не было ни одного мгновения, чтобы избежать его. Он не колебался. Схватив конец лозы, он выпрыгнул из лодки, исчез под водой, пытаясь карабкаться вверх, появился на поверхности, не прекращая карабкаться (так и не научившийся за свою жизнь плавать), нырнул и с трудом потащился к почти исчезнувшему островку, двигаясь сначала почти целиком в воде, потом по ней, как это делал вчера олень, вскарабкался по скользкому склону и упал, задыхаясь и хватая ртом воздух, но так и не выпустив из рук конец лозы.