Когда Кейн проходил мимо салуна «Веселая леди», из окошка на втором этаже высунулась заплывшая жиром толстуха и завопила:
– За пять долларов я могу шикарно развлечь тебя, парень!
Он взглянул вверх на оплывшую физиономию и решил, что только уж совсем отчаявшийся или свихнувшийся от одиночества ковбой рискнет искать утешения у этакой бабенки. Он отрицательно помотал головой и прошел мимо.
– Ну и холера тебя забери, задавака! – завопила «красотка» вслед. – Наверняка тебе и развлекаться-то – нечем, так, стручок засохший, одно название!
Кейн ухмыльнулся, полез в карман за сигарой, откусил кончик и остановился, чтобы закурить. Люди, сказал он себе, повсюду одинаковы. Такие же слова, иногда и погрубее, неслись ему вслед и в сотне других городишек, как две капли воды похожих на этот. Он бросил взгляд на пыльное стекло витрины магазина. Там отражался высокий худой широкоплечий мужчина. На чисто выбритом лице выделялись широкие скулы и решительный подбородок. Шрам на щеке придавал лицу несколько зловещее выражение, но только до тех пор, пока шериф не улыбался. Картину дополняли каштановые вьющиеся волосы и янтарно-медового опенка глаза под прямыми черными бровями. На шерифе был черный сюртук, расшитый жилет и плоская, словно приплюснутая, черная шляпа. Но все эти внешние приметы ничего не говорили постороннему взгляду о беспокойной натуре Кейна, постоянно заставлявшей его искать, чем бы заполнить пустоту внутри.
В любое время дня по улицам Доджа сновало, поднимая пыль, не меньше сотни разнообразных повозок для перевозки шкур. Но сейчас путь шерифу преградила длинная повозка, на которой возвышался грубо сколоченный гроб. Кейн остановился, чтобы пропустить ее. Сопровождавший скорбный груз негр наигрывал на шарманке заунывную мелодию. Правил лошадьми бородатый мужчина в черной широкой накидке и черном шелковом цилиндре. Еще один житель городка отправился в последний путь на Бут-Хилл. Кладбище, которое разместилось на горе у новоиспеченного городка, уже насчитывало двадцать могил.
Кейн прошел мимо лавки, торгующей лошадиной упряжью, мимо какого-то склада и салуна Лонгбранча. Скоро он миновал и железнодорожную станцию, на которой сошел этим утром с поезда. На окраине городка наконец решился вдохнуть в полную силу. Даже дым локомотива, привезшего его из Канзас-Сити, казался благовонием по сравнению с невыносимым смрадом приготовленных к отправке шкур, запахом гнилого бизоньего мяса, немытых тел и испражнений, характерных для Доджа. Покрасневшие от пыли глаза Кейна внимательно осмотрели ряды развалюх, расположившихся на окраине города. Нищета – только это и приходило на ум. Тем, кто жил в этих хижинах изо дня в день, приходилось нелегко. Кейн почувствовал, что будет счастлив убраться отсюда как можно скорее.