– Слушаю вас.
Я вздрогнула и обернулась. Передо мной стоял мужчина, который выглядел так же нелепо, как и я сама. Огромный, тучный – наверное, весил все триста фунтов, – в широченной блузе, он смахивал на палатку, натянутую на алюминиевый каркас. Ему, должно быть, перевалило за шестьдесят. Лицо его явно нуждалось в подтяжке: обвисшие веки, дряблые губы, двойной подбородок. То, что осталось от его шевелюры, в основном группировалось в районе ушей. Мне послышалось – хотя ручаться не могу, – что он издал очень неприличный звук.
– Я хотела бы поговорить об одном просроченном счете, – сказала я.
– Этим занимается бухгалтер. Сейчас ее нет.
– Одна женщина оставила у вас манто из рыси – почистить и перекроить. Она так и не заплатила по счету.
– И что?
Да, видимо, мои внешние данные не произвели на него никакого впечатления. Сама любезность.
– А Жак здесь? – спросила я.
– С ним вы и разговариваете. Жак – это я. А вы кто такая?
– Мое имя Кинси Милхоун. – Я протянула ему свою визитную карточку. – Частный детектив из Калифорнии.
– Без дураков? – Он подозрительно посмотрел на карточку, потом на меня, наконец покосился по сторонам, точно опасаясь, не подстроила ли я какой-нибудь хохмы со скрытой камерой. – И что вам от меня нужно?
– Хочу спросить вас о той женщине, которая принесла манто.
– У вас есть ордер?
– Нет.
– Вы принесли деньги, которые она задолжала?
– Нет.
– Так что же вы от меня хотите? У меня нет времени. Меня ждет работа.
– Что, если мы поговорим, пока вы будете работать?
Набычившись, Жак уставился на меня. При этом он сопел, как умеют сопеть только толстые люди.
– Ладно. Как вам будет угодно.
Я прошла за ним в заднюю комнату – там царил хаос. Меня преследовал какой-то странный запах. От месье Жака пахло так, как будто он перезимовал в пещере.
– Давно работаете меховщиком? – спросила я.
Жак посмотрел на меня так, словно я его оскорбила.
– С десяти лет, – наконец изрек он. – Этим занимались еще мои отец и дед.
Он указал на стул, и я села, положив свою матерчатую сумку на пол. Справа от меня находился длинный рабочий стол, на котором были разложены бумажные выкройки. Там же лежала уже сшитая правая передняя половина норковой шубы, над которой он, очевидно, еще работал. Слева на стене висели разрозненные выкройки, справа стояли допотопного вида швейные машины. Повсюду валялись шкурки, какие-то обрезки, незаконченные шубы, книги, журналы, коробочки, каталоги. Два манекена-близнеца стояли бок о бок с важным видом, словно позируя для фотографа. Запахом кожи и какой-то особой, ремесленной, атмосферой это место напоминало обувную мастерскую. Жак смерил взглядом незаконченную шубку и взял в руки резак со страшным кривым лезвием. Тут он посмотрел на меня, и я заметила, что глаза у него в точности такого же цвета, как мех норки.