– Он мог бы работать там, а ты здесь.
– Это было все равно что развестись. Твой отец всегда косил на сторону. В наше время считалось, что брак важнее детей.
– Ну, у тебя-то таких проблем не было. – Стелла хотела бы выразиться помягче, но остановиться уже не могла.
Би тоже вспылила:
– Скажи, разве оно того стоило? Ради твоей блистательной карьеры актрисы, раздевающейся перед публикой? Сколько раз ты уже это проделывала? Десять? Двенадцать? И не забудь нагую Джульетту, с которой все началось. – Она взяла дочь за руку и крепко сжала. – Ты никогда не задаешь себе вопрос: а что, собственно, стало с твоим ребенком?
На лице у Стеллы появилось такое выражение, что у Би заныло сердце. Дочь напомнила ей дорогое, изнеженное животное, получившее пинок от единственного человека, на которого могло опереться.
– Послушай, Стелла, милая… Мне не следовало этого говорить. Ты права. Когда ты росла, я была эгоисткой, а то, что времена изменились, – слабое оправдание. У меня нет права обвинять тебя в бессердечии.
– Все нормально, – сказала Стелла таким голосом, что о него можно было содрать кожу. – Думаю, ты меня понимаешь.
Уже не любимая дочь Би, а известная многим эффектная актриса с преувеличенной небрежностью подхватила жакет и вышла.
Би молча проводила Стеллу исполненным болью взглядом, жалея, что наговорила дочери столько гадостей, вместо того чтобы хотя бы отчасти залечить ее душевную рану. Она не могла подобрать нужных слов. Все, что она сказала, была чистая правда, и обе это понимали. Иногда худшее в материнской доле заключается как раз в том, что ты оказываешься единственным человеком, который может сказать правду.
Позже, в своей небольшой, но уютной квартире, куда допускались только немногие, самые привилегированные, Стелла задумалась о жизни, которую сама для себя создала. Квартирка была крохотная, но прекрасно расположенная – в самом сердце Ковент-Гарден, в минутах ходьбы от любого театра, в который ее могли пригласить. Имелся и садик на крыше, с небольшой теплицей, целиком отданной жасмину. Здесь Стелла могла сидеть, упиваясь пьянящим ароматом, созерцая звезды и одновременно слушая звуки любимого ею города. Это жилище не было приспособлено к воспитанию детей – точно так же, как две ярко-алые парные кушетки в стиле модерн не предполагали наличия поблизости липких ладошек.
Нет, сердито спрашивала себя Стелла, кто сказал, что успех должен быть обязательно связан с наличием детей? Разве талант, тяжелый труд, инстинктивное чутье на потаенные замыслы драматурга ничего не стоят? Разве ценность жизни измеряется способностью пополнить еще одной душой уже и без того перенаселенную планету?