Вернись, бэби! (Хэран) - страница 62

Конечно, она была к этому готова. С того самого дня, как девчонка объявилась в доме у ее матери. Больше того, Стелла, пожалуй, ждала этого всю жизнь, понимая, что прошлое, скрытое в каком-то потайном уголке ее естества, в любой момент может высвободиться из-за стальной решетки, которую она так тщательно укрепляла, и ворваться в ее сегодняшнюю жизнь.

Внезапно ей стало трудно дышать. У нее есть сын! И он уже взрослый мужчина. И, быть может, он испытывает к ней ненависть и никогда не простит за все зло, что она ему причинила, отдав чужим людям.

Подобно собаке, грызущей собственную рану, ее совесть вцепилась в давно похороненные воспоминания, воспоминания, которые она никуда не выпускала из тайников памяти. Ирония заключалась в том, что чем дальше она их прятала, тем отчетливее они возникали в самый неподходящий момент.

Тот день она видела ясно, как на картинке. Стояла чудесная погода, наполняющая сердце радостью и благодарностью, что живешь на земле. Только с ней все было иначе. Она хотела умереть. А погоду воспринимала просто как злую шутку.

Когда он появился на свет, Стелла почувствовала, что тонет. С ней не должны были случаться вещи, которые она не могла контролировать. Многие ее сверстницы, и даже моложе, справлялись с ролью матери, но у нее это не получалось. Может быть, потому, что она никогда сама не ощущала себя чьей-то дочерью. Би вечно была где-то за тридевять земель, отдавая большую часть времени зрителям, даря радость им, но не своему ребенку. Результатом стала способность Стеллы жить, ни от кого не завися, иначе возникала опасность, что тот, на кого ты обопрешься, тебя оставит.

И что? Из-за этого она отдала свое дитя? Из-за того, что боялась, что, вложив в него всю свою любовь, сможет его потерять? Или – что еще печальнее – она вообще лишена способности любить? Для себя она привыкла оправдывать этот поступок блестящей карьерой, тем, что каждая капля ее душевной энергии была ей нужна для сцены. Но теперь можно было спросить себя: что эта карьера ей дала? Милую квартирку, комплект пушистых белых полотенец и сомнительную честь быть предметом вожделения доброй половины мужской части населения?

Она позволила себе редкое самобичевание. Что, если бы она его оставила? Ей случалось видеть в глазах подруг это счастье матери, обожаемой своим ребенком, для которого ты одна – источник всех радостей и блаженства, который принимает тебя целиком такой, какая ты есть. Она видела, как эти ее подруги на глазах расцветают, как весенние цветы, удивлялась этому и завидовала черной завистью.