Бросив на дочь взгляд, в котором перемешались изумление и ободрение, она поспешила к постели.
– Лия уже едет сюда, Эллин тоже. Я подумала, что лучше опередить их, – говорила Руфь, положив руку на живот Мэри. – Я села на первую попавшуюся лошадь и пустилась галопом – что это была за скачка!
– Воды отошли еще на поле, – прошептала Мэри. – Я пыталась сдержать схватки.
– Правильно, – ответила Руфь и повернулась к дочери: – Здесь есть еще кто-нибудь?
– Только двое стариков – они бесполезны. Я приказала им принести горячей воды и простыней.
– Иди и поторопи их, заодно захвати острый нож – самый острый, какой найдешь. И немного гусиного жира. Только побыстрее!
Аннунсиата убежала, радуясь, что может хоть что-нибудь сделать. Когда она вернулась, в ее руках было несколько простыней и горшок с гусиным жиром. Ее мать застелила кровать простынями и подняла платье Мэри. Рукава Руфь были засучены до локтей, она выглядела обеспокоенной.
– Они сейчас придут, – выдохнула Аннунсиата, – и принесут воду и нож. С ней все в порядке?
– Молодец, – отсутствующим тоном заметила Руфь. – Это жир? Давай его сюда.
– Зачем? – спросила Аннунсиата, переводя взгляд с матери на Мэри.
– Чтобы вынуть ребенка. Когда отходят воды, внутри становится слишком сухо. Ты должна помочь мне, – Аннунсиата непроизвольно отшатнулась, и Руфь сердито взглянула на нее: – Не дури, – прикрикнула она. – Держи горшок! – около двери послышались шаркающие шаги, и Руфь встала так, чтобы заслонить Мэри от двери. – Поставьте тазы с водой на пол, а нож положите на столик. Теперь уходите и не пускайте сюда никого, кроме Лии или Эллин, – приказала она.
Как только дверь закрылась, Руфь погрузила руки в гусиный жир и сунула их под нижнюю юбку Мэри. Аннунсиата, стоящая достаточно близко, чтобы все видеть, судорожно сглотнула, когда из тела Мэри показалась головка ребенка. Аннунсиате еще никогда не приходилось видеть роды, и ей это совсем не понравилось, но она завороженно следила, как пальцы Руфь скользят, смазывая сухую кожу Мэри и довольно большую головку.
– Все в порядке, Мэри? – спросила Руфь неожиданно ласковым голосом. Аннунсиате иногда случалось слышать, как таким же голосом мать обращалась к больному коню или рожающей кобыле. – Когда все будет готово, тужься. Он уже почти вышел.
Мэри пошевелилась и тут же издала протяжный, болезненный крик, заставляя себя потужиться. Пальцы Руфь вновь пробежали вокруг головки ребенка, Мэри резко вскрикнула, и головка вышла полностью вместе с целым потоком крови. Ребенок лежал лицом вниз, и Руфь быстро раскрыла ему ротик, чтобы он не захлебнулся.