– Я уверена, что он вырос в прекрасного молодого мужчину, – размышляла мама, – возможно, уже женился и имеет хорошую семью.
Папа фыркал раздраженно:
– Сомневаюсь, что найдется женщина в тех краях, которая захочет иметь такого мужа.
Мама, улыбаясь, взъерошила его волосы, и разговор был исчерпан.
– Вот и все, что я знаю о своем дяде, Лобо, – разговаривала Рейган с волком, обняв его за толстую косматую шею, – у него плохой характер. Возможно, он женат. Что, если его жена или он сам не захотят принять нас?
Рейган уронила голову на колени, слезы навернулись на ее глаза и потекли по щекам. Неясное будущее лежало перед ней. Хватит ли у нее сил его встретить и справиться со всеми трудностями?
В прошлый раз, возвратившись с прогулки в свою лачугу из двух крошечных комнат, которая последние два с половиной года была ее домом, Рейган увидела, что мать писала письмо. Хрупкая от болезни и выглядевшая намного старше своих тридцати шести лет, Анна О'Киф сидела, опершись, в постели. Ее тонкие пальцы сжимали обломок карандаша. Она медленно двигала им по бумаге. Ее обычно аккуратные буквы были в этот день небрежными каракулями. Написать послание семье, которую она не видела двадцать лет, было трудным и отнимающим много времени делом. К тому же она часто останавливалась, содрогаясь от приступов кашля. Болезнь иссушила ее тело, как щепку. Потом, отхаркавшись слизью с прожилками крови в тряпку, она вынуждена была отдохнуть, набраться сил, чтобы дописать письмо.
Анна знала, что теряет жизненную силу. Необходимо было отправить письмо брату Чейзу как можно скорее. Она не должна умереть и оставить свою любимую Рейган одну в этом суровом городе.
После очередного приступа кашля слеза скатилась по ее щекам, в то время как пальцы теребили обтрепанный край одеяла, укрывающего ее.
– О, Уильям, – вздохнула она, – почему ты должен был умереть и покинуть нас?
Анна горевала и убивалась, потеряв мужа, несмотря на то, что это по его воле семья ходила по всему Айдахо в поисках неизвестного месторождения золота – он был уверен, что найдет его однажды. Она не позволяла себе вспоминать предостережения своих родителей, что жизнь с этим человеком будет трудной. Она не хотела обвинять его в том, что он оставил семью с пустыми карманами и пустой кладовой. Он был хорошим мужем, не сказавшем ей за всю жизнь ни единого грубого слова. Она нежно любила его.
Но даже в горе она не забывала, что должна теперь сама обеспечивать семью – себя и свою дочь. Гордость не позволяла ей обратиться к тем, кто предостерегал ее против брака с Уильямом, и сообщить, что их предсказания сбылись. Не то они напомнят ей, что были правы, и она ничего не сможет возразить.