— Извини меня, — начинаю я, сам удивляясь своему непринужденному тону, — ты не смог бы уделить мне минут пять?
Он озадаченно смотрит на меня, потом широко улыбается.
— С удовольствием, дорогой Гоф… Гоф…
— Гофмиллер, — подсказываю я.
— Весь к твоим услугам. Чтобы у меня да не «нашлось времени для товарища! Пойдем в ресторан или поднимемся ко мне в номер?
— Лучше к тебе, если ничего не имеешь против. Больше пяти минут я тебя не задержу.
— Да сколько угодно, старина. Все равно драндулет не починят раньше чем через полчаса. Только у меня не очень уютно. Хозяин всякий раз предлагает мне шикарный номер на первом этаже, но я из сентиментальности всегда беру свой старый, где я когда-то… впрочем, не стоит об этом.
Мы поднимаемся наверх. В самом деле, для такого богача комната чересчур скромна. Ни шкафа, ни кресла, только кровать и два жалких соломенных стула. Вынув золотой портсигар, Балинкаи предлагает мне сигарету и, к моему величайшему облегчению, прямо приступает к делу.
— Итак, дорогой Гофмиллер, чем могу служить?
«Только покороче», — думаю я про себя и говорю без обиняков:
— Мне нужен твой совет, Балинкаи. Я хочу уволиться и уехать из Австрии. У тебя не найдется для меня чего-нибудь подходящего?
Лицо Балинкаи становится серьезным и сосредоточенным. Он отбрасывает сигарету.
— Чепуха! Такой парень, как ты, и вдруг!.. Что это взбрело тебе в голову?
Но мною внезапно овладевает упрямство. Мгновенно принятое решение становится бесповоротным.
— Дорогой Балинкаи, — говорю я не допускающим возражений тоном, — сделай одолжение, не расспрашивай меня. Каждый знает, чего он хочет и что он должен. Со стороны этого не понять. Короче, мне необходимо сейчас подвести черту.
Балинкаи испытующе смотрит на меня. Видимо, он понял, что мне не до шуток.
— Не хочу вмешиваться в твои дела, Гофмиллер, но, поверь мне, ты делаешь глупость. Ты не знаешь, на что идешь. Ведь тебе сейчас двадцать пять — двадцать шесть, недолго и до обер-лейтенанта, а это уже кое-что. Здесь у тебя есть чин и ты что-то собой представляешь. Но как только ты захочешь начать все сначала, последний прохвост, самый паршивый лавочник будет иметь перед тобой преимущество уже потому, что он не таскает за собой, как ранец на спине, наши нелепые предрассудки. Поверь мне, когда наш брат снимет мундир, он уже не тот, кем был раньше, и я прошу тебя только об одном: не очень-то надейся, что тебе повезет так же, как когда-то повезло мне. Это был счастливый случай, такой выпадает один на тысячу. Даже подумать страшно, что стало с теми, к кому господь бог не был так милостив, как ко мне.