– Потому как, не знаю, вдруг еще что-то можно было сделать.
– Что именно?
Пино не отвечал, он потел и водил языком по губам.
– Я тебе опять помогу. Ты говоришь, вдруг еще что-то можно было сделать. Скажем, переместить машину с выпаса и поставить в каком-нибудь другом месте, чтобы тело нашли там?
– Так точно.
– И вы были готовы на это?
– Ясное дело. За этим и звонили!
– И чего вы от него ждали?
– Что он, может, нам даст другую работу, сделает так, чтоб мы прошли конкурс на техников, найдет хорошее место, чтоб мы покончили с этим занятием мусорщиков поганых. Комиссар, да вы ж это знаете лучше меня: ежели попутного ветра нету, не поплывешь.
– Объясни мне самое главное: зачем ты записал ваш разговор? Собирался его шантажировать?
– И как же это? Словами, что он сказал по телефону? Слова ж – это дело такое, вылетели и нету.
– Тогда зачем?
– Поверите – хорошо, а нет – я переживу. Я этот разговор записал, чтоб мне его потом изучить, а то меня – а я человек театральный – он не убеждал.
– Не понимаю.
– Давайте так: допустим, то, что здесь записано, должно быть представлено на сцене, да? Теперь я, персонаж Пино, звоню с утра пораньше персонажу Риццо и говорю, что нашел мертвым человека, которому он и секретарь, и преданный друг, и товарищ по партии. Родней родного брата. А персонаж Риццо сидит себе и в ус не дует, спокойный, как удав, не тревожится, не спрашивает, где мы его нашли, от чего он умер, может, застрелили его или он в аварии погиб. Ничегошеньки, спрашивает только, почему мы решили позвонить именно ему. По-вашему, это нормально звучит?
– Нет. Продолжай.
– Никакого изумления, вот. Наоборот, пробует отгородиться от покойника, будто речь идет, примерно, о малознакомом. И сразу велит идти и делать, что полагается, то бишь заявлять в полицию. И трубку кладет. Не-е, комиссар, как пьеса это все будет неубедительно, публика засмеет, непохоже на правду.
Монтальбано отпустил Пино, оставив себе листок. Когда мусорщик ушел, он перечитал его еще раз.
Было похоже на правду, еще как похоже. Похоже до неправдоподобия, при условии, что в воображаемой драме, которая была не такой уж и воображаемой, Риццо до этого звонка уже знал, где и как умер Лупарелло, и только того и ждал, чтобы труп обнаружили как можно скорее.
Якомуцци обалдело уставился на Монтальбано, комиссар стоял перед ним при полном параде: темно-синий костюм, белая рубашка, бордовый галстук, черные ботинки, надраенные до блеска.
– Господи Иисусе! Ты жениться собрался?
– Вы закончили с машиной Лупарелло? Нашли что-нибудь?
– Внутри ничего особенного. Но…