Русь Мiровеева (опыт «исправления имен») (Карпец) - страница 28

Эти сведения нам еще понадобятся. Пока что важно иное. Первым исторически известным властителем «державы князя Рош», то есть Русским Царем, оказывается тот же Меровей, основатель первой и единственно легитимной королевской династии Европы. Можно, конечно, сколько угодно говорить о запальчивости современного историка и писателя Ю.Д.Петухова, но невозможно отрицать или по крайней мере не учитывать действительно запальчиво, но искренне им произнесенного:

«Руси — именно русы — дали княжеские и царские династии всей Европе и части Азии (я не беру, разумеется, в расчет династии наполеоновские — только истинные!). Пусть потом эти династии свергали, пусть казнили их последних представителей, пусть на смену русским Меровингам (основатель франкской династии Меровей, его насоледник Хлодвиг и пр. — князья русов) приходили их прихлебатели-мажордомы „…“ — исконная. Естественная и легитимная власть в Европе была власть русов».

Но тогда нам становятся гораздо понятнее слова русско-германского ученого ХIX в. Егора Классена, легко оппонировавшего своим соотечественникам:

«Но как сношения Германцев с Руссами не представляют никакого исторического материала, из которого бы можно было вывесть, что Руссы заимствовали у них всю свою гражданственность, то Байер и Шлецер укрыли свою мысль под эгидою Скандинавов, причислив к ним, как к соплеменникам своим, и Варягов-Руссов. Этим они думали оживотворить свою неподвижную, тяготеющую во мраке произвола идею, предсозданную исследователям и своду Русских летописей. Они, конечно, забыли Мiровея-Винделика, родоначальника Меровингов, введшего славянский алфавит у побежденных им народов и старавшегося ввести и самый язык славянский».

Речь, разумеется, не идет ни об одном из ныне распространенных языков, равно как и том славянском языке, который устойчиво связан для нас с именами святых Кирилла и Мефодия. И, поскольку интересующие нас в данный момент события произошли на территории нынешней Франции, обратимся вначале к французским исследователям, многие из которых вообще не считали латынь основой французского языка. Так, в частности, утверждал знаменитый аббат Эспаньоль, а широко использовавший его наследие А. Шампроке наотмашь отрезал мнимые с его точки зрения латинские корни всей старой французской культуры, ибо латынь, по его мнению, есть «дерзкий синтез зачаточных языков Азии, своего рода занавес, опущенный перед мiровой сценой путем подлога, подмены фонетики». Такой же точки зрения придерживается и особое течение французского языковедения нашего столетия, у истоков которого стоял загадочный Фулканелли, известный также и как замечательный лингвист. Исследуя парижское арго с его древнейшими корнями, Фулканелли выявляет его готическую природу (argotique = art gotique, готическое искусство), прямо называя этот язык соединением греческого и пеласгского, то есть именно троянского. Между прочим, и Уоллес-Хэдрилл указывает на некий особый язык, на котором говорили между собой Меровинги, язык, отличавшийся как от латыни, так и от кельтских и германских наречий. Именно такой язык и стал основой так называемого «языка птиц» или «фонетической кабалы», о которых ученик Фулканелли Эжен Канселье писал: