Она замолчала, пытаясь, скрыть волнение под притворной суровостью.
— Слышишь, Дэвид? Позови и эту женщину тоже сегодня.
— Слышу, мама, — ответил он, направляясь к двери.
Но Марта считала своим долгом проводить его и собственными руками открыть перед ним дверь. Она теперь всегда это делала, это было с её стороны величайшим доказательством расположения к нему. Стоя в темноте, на пронизывающем ветру, она медленным движением головы ответила на его прощальный кивок и потом, упёршись одной рукой в бок, глядела, как фигура сына мелькала по Инкерманской улице. Только когда он скрылся из виду, Марта, закрыв дверь, вернулась в тёплую кухню. И тотчас же, несмотря на ранний час, она с какой-то тайной радостью принялась доставать всё, что нужно для пирога — муку, коринку, цикат, — выкладывала все это торопливо, любовно, чтобы приготовить пирог для Сэмми. Она пыталась, но не могла скрыть радость, победно сиявшую на её всегда хмуром и надменном лице.
Дэвид шёл по Террасам, и шаги его, будто эхо, звучали среди других шагов в предрассветном морозном сумраке. Смутные тени шагали рядом с ним, как добрые товарищи, — это шли рабочие утренней смены. Глухие приветствия: «Здорово, Нед», «Здорово, Том», «Доброе утро, Дэви». Но большинство идёт молча. Идут, тяжело ступая, с опущенной головой, дыхание белым паром вьётся на морозе, там и сям слабо вспыхивают огоньки трубок: идут сплошной толпой теней, шагают вперёд люди предрассветных сумерек.
Со времени своего возвращения в «Нептун» Дэвид всякий раз остро переживал эти минуты. Он говорил себе, что если ему не удалось быть в авангарде борющихся, то, по крайней мере, он идёт в рядах своих товарищей — рабочих. Он не изменил ни им, ни себе. Его участь связана с их участью, его будущее — их будущее. Эта мысль рождала в нём мужество. Быть может, наступит день, когда он снова выйдет из шахты, чтобы повести армию тружеников навстречу новой свободе. Он инстинктивно поднял голову.
Напротив Кэй-стрит Дэвид перешёл через улицу и постучал в дверь одного из домиков. Не дожидаясь ответа, повернул ручку и, пригнувшись, вошёл внутрь. В этой кухне тоже пылал яркий огонь. И Сэмми, в полной боевой готовности, до последнего шнурка на башмаках, стоял в нетерпеливом ожидании посреди кухни, а Энни, его мать, безмолвно смотрела на него, укрываясь в тени очага.
— Ты вовремя готов, Сэмми, мальчик, — весело воскликнул Дэвид. — А я боялся, что придётся вытаскивать тебя из постели.
Сэмми осклабился, причём его синие глаза от восторга превратились в щёлочки. Для своих четырнадцати лет он был не очень высок, но возмещал это избытком темперамента: он весь трепетал от предвкушения великого события — первого дня в шахте.