Гиацинт, кружась в танце с какой-то пожилой дамой, пожирал взглядом обеих девушек и в конце концов, проклиная себя, столкнулся с Бриджет Клоппер, вызвав всеобщее веселье. Это обстоятельство отвлекло его, и юноша даже не заметил, как Джозеф оделся, помог Сибелле накинуть мантилью, как они вместе вышли на улицу, где не слышалось ни скрипки, ни смеха, и обледеневшая каменная громада дома сверкала, как огромный кристалл. Не заметил он также, как они сели в карету Джозефа, которая дожидалась его в тени замка, и укатили, никем не замеченные, в молчаливую темноту деревьев.
— Вы поняли, зачем я привез вас сюда? — спросил Джозеф, когда они наконец оказались в глубине рощи поместья Саттон.
Сибелла обладала особым знанием, да и вообще была сообразительной, поэтому только ответила «да» и стала ждать, что будет дальше.
— Джон Уэстон дал согласие на то, чтобы вы стали моей женой, но я хочу спросить у вас самой. Вот почему я и привез вас сюда. Мне уже тридцать четыре года, а вам еще нет шестнадцати. Сибелла, вы меня любите? Вы хотите выйти за меня замуж? Или этот мальчишка Мэтью украл вас у меня?
В белом сиянии снега можно было в малейших деталях разглядеть их лица — его, такое искреннее, с крупными чертами, и ее, хрупкое, с едва заметно выступающими скулами и чистыми глазами.
— О, я люблю вас, — ответила она. — А его люблю как друга, как товарища. Вы меня понимаете?
Губы Джозефа потянулись к ней, и, к его несказанной радости, она прильнула к нему. И, хотя ее любовь к Гиацинту стала для него еще более непонятной, он прогнал от себя всякие мысли и приказал Черномазому отвезти их еще глубже в лес, где можно было, забыв обо всех правилах приличия, лишить ее невинности при задернутых занавесках кареты, и даже луна не увидела бы их. С ним Сибелла переступила порог, за которым стала женщиной.
По мере того как пустели бутылки и графины, шум праздника нарастал. Елизавета не чаяла наконец вернуться в дом, а Мелиор Мэри, наоборот, не имела ни малейшего желания заканчивать праздник. Она звонко смеялась и постоянно кружилась в танце со всеми, кроме Мэтью Бенистера. В светло-зеленом платье и с ягодами остролиста в волосах она гордо ходила по зале, как снежная королева, изредка одаривая кого-нибудь взглядом, что заставляло счастливца снова протиснуться сквозь толпу и пригласить ее на танец. Но в конце вечера, когда старый скрипач перестал играть и склонился в поклоне, Мелиор Мэри подошла к Гиацинту и сделала перед ним реверанс, подражая деревенской девушке.
— Ну, братец Гиацинт, — сказала она, — теперь-то вы найдете время для меня?