— И ваше тело принадлежит, мне.
В душе Райны шевельнулось что-то совершенно непохожее на страх, и она, пытаясь заглушить незнакомое, непонятное чувство, возразила:
— Я не буду с вами спать.
— Я и не утверждал, что вы будете это делать. — Он отвел руку от ее груди.
— Я не понимаю.
— Позже поймете, а сейчас нам пора идти. Или вы будете продолжать сопротивляться?
«Он, видно, думает, что я пойду с ним по доброй воле».
— Обязательно.
Максен насмешливо поднял бровь:
— Что ж, вы сами выбрали такую участь.
С этими словами он размотал веревку вокруг пояса, поднял ее руку и ловко стянул узел на запястьях.
— Пошли! — приказал он, крепко держа конец веревки. — Вас ждет темница.
Девушка лежала не двигаясь.
— Вы не напугаете меня, — проговорила она, прекрасно понимая, как далеки ее слова от истины.
Пендери нахмурился:
— Нет, уже напугал, и это хорошо, очень хорошо.
Норманн с силой потянул за веревку, которая врезалась в плоть, истерзанную и без того. Да, из двух зол ей досталось большее: вместо Доры — Максен. Райна готова была заплакать от отчаяния. Что толку лежать? Все равно безжалостный рыцарь потянет ее за собой или перебросит через плечо и понесет. Девушка с трудом встала на колени, поднялась на ноги.
— О, все лучше и лучше, — одобрительно отозвался монах.
— Вы так думаете? Не будьте так самоуверенны, Максен Пендери, ведь Эндердесвольд пока еще угрожает вам, а он принадлежит Эдвину.
Монах подтянул веревку, приблизил к себе непокорную:
— Для вас я милорд, или вы уже забыли?
Нет, она не забыла его приход в темницу и никогда не забудет. Вскинув голову, Райна взглянула ему в лицо:
— Нет, это вы забыли. Я уже говорила, что не считаю вас своим господином и никогда не буду называть милордом.
— Будете!
— Никогда!
Рыцарь презрительно скривил губы:
— Клянусь, что к утру вы станете обращаться ко мне как положено.
— Если вы хотите добраться до замка живым, Максен, — глядя на его окровавленную рубашку и раздельно произнося каждое слово, сказала Райна, — то идемте не мешкая.
Любопытные зеваки, дозорные на башне, рыцари на смотровой площадке, раскрыв от удивления рты, смотрели во все глаза, как их лорд ведет на веревке пленницу. Райна шла, упираясь взглядом в Максена и высоко подняв голову. Пусть зеваки не думают, что она покорилась. Обычно пленники закрывают свое лицо. Ей было тяжко, страшно, но она призвала на помощь свой гнев, свою ненависть.
Проходя через ворота, девушка напомнила себе о смерти отца и братьев, погибших при Гастингсе, мучительную кончину матери, заживо сгоревшей в сарае, подожженном норманнами. Дрожа от гнева, смешанного с болью, она вспомнила свои блуждания по лесу, когда норманны гнались за нею по пятам. «Помни о наказании, назначенном тебе Максеном, о злобе норманнов, которые ненавидят саксов, помни!» — твердила она себе.