Уложив в корзину жареных цыплят, два яйца вкрутую, пару сдобных булочек и внушительный ломоть черничного пирога, Гарнет попрощалась с Маккензи и, вскочив на лошадь, за несколько минут преодолела расстояние, отделяющее городишко от того места, где оставили на ночь пастись их стадо.
— Привезла тебе кое-что поесть, — объяснила она, подъезжая к небольшому костерку, у которого устроился Флинт, и, сняв корзину с седла, разложила на одеяле все это великолепие.
— Мои надежды сбылись, и ты приехала, — с довольной улыбкой проговорил он, когда они уселись у огня.
Гарнет обхватила колени ладонями и, уперев в них подбородок, смотрела, как Флинт расправляется с едой.
— А если хотел, чтобы я приехала, почему не попросил?
— Думал, тебе захочется для разнообразия провести хоть одну ночь в городе — в приличной постели. — Он подал ей кружку с кофе. Гарнет сделала глоток и передала обратно. Она всей кожей ощущала его волевой, призывный взгляд.
— Постель еще не все, если рядом нет того, кто тебе нужен.
Флинт улыбнулся и, протянув руку, стал перебирать ее локоны.
— Ты самая прямодушная женщина из всех, что я знал. — Голос был низким, манящим, и у Гарнет по спине пробежали мурашки.
— Как бы я хотела, чтобы и ты был со мною так же откровенен. — Она изо всех сил старалась побороть вспыхнувшую в груди боль и поэтому не заметила, как в ее голос закрались грустные нотки.
— Я всегда был с тобой откровенен. — Флинт допил кофе и отставил кружку.
— Я не стесняюсь признаться, что люблю тебя.
— А я стесняюсь.
Гарнет удивленно подняла глаза, стараясь понять, что стоит за этим неожиданным признанием.
— Но почему… почему ты должен стесняться?
— Я не понимаю, что такое любовь. Мне нравится наша близость. Ничего подобного в жизни я не испытывал. Но это не та любовь, которую ты имеешь в виду… как любовь между Люком и Хани. — Взгляд Флинта остановился на Гарнет. — На такую любовь я не способен. Понимаешь, рыжая, что я хочу сказать: есть такие мужчины, которых не стоит любить, потому что они не в состоянии отплатить той же монетой.
— Это не так, Флинт. Это неправда. — Гарнет приложила ладонь к его губам и, опрокидываясь, потянула на себя. — Не говори об этом. Даже не думай.
— Я не Люк, рыжая. — Его язык прошелся по ее пухлым губам. — Я не способен обосноваться на одном месте. Не могу иметь детей.
В глубине сознания Гарнет шевельнулась застарелая тревога.
— Неужели ты не любишь детей? — Она постаралась придать небрежность своему голосу.
— Конечно, люблю. Но временами меня так и подмывает сняться с места, податься куда глаза глядят, и с этим ничего не поделаешь.