Доведенная до вершины чувственности, она бессознательно выкрикивала его имя, словно молила о пощаде. А когда Руарк, приподнявшись, стремительно проник в ее лоно, из горла Энджелин вырвался громкий, торжествующий возглас.
Слившись в единое целое, любовники переживали тот волшебный момент истинной страсти, который уводит от земного к возвышенному…
С того момента как Энджелин и Руарк покинули Сент-Луис, все проблемы, еще недавно так волновавшие их, остались позади. Подобно счастливым молодоженам, переживающим свой медовый месяц, молодые люди смеялись, дурачились и предавались любви день и ночь напролет. Они играли в карты, триктрак и шахматы. Они вместе читали, принимали ванну и с жадностью исследовали тела друг друга — этакие современные Адам и Ева, пребывающие в скользящем по рельсам стальном Эдеме, который, несмотря ни на что, казался влюбленной паре истинным раем. К тому времени как поезд, в состав которого был включен личный вагон Руарка, достиг Нью-Йорка, молодые люди могли с уверенностью заявить, что не осталось ничего такого, чего они не знали бы друг о друге.
Высунувшись из окна вагона, Энджелин с благоговейным трепетом взирала на открывающуюся перед ней панораму густонаселенного, шумного города и чувствовала себя так, словно попала в какой-то другой, неизвестный ей дотоле мир.
Галантно поддерживая свою даму под локоть, Руарк ввел Энджелин в вестибюль роскошного отеля. Следом шел носильщик с багажом. Вскоре их проводили в отдельный номер, где кроме спальни были гостиная и комната с туалетом и ванной.
Днем Руарк встречался с деловыми людьми, обсуждая наиболее выгодные способы размещения своих капиталов, а Энджелин коротала время, слоняясь по улицам и рассматривая витрины магазинов. Она опасалась предаваться этому занятию в присутствии Руарка, потому что он обычно тут же покупал все, на что ложился ее глаз. В их гостиничном номере уже громоздились бесчисленные коробки, коробочки и пакеты от модных портных, меховщиков и ювелиров. Молодая женщина все еще не могла привыкнуть к той роскоши, которая отныне постоянно окружала ее. Пережив четыре года вынужденного аскетизма, когда блокада Юга, предпринятая северянами, лишила его жителей даже таких необходимых вещей, как продовольствие и медикаменты, Энджелин была не в состоянии поверить, что на Севере жизнь продолжалась, как ни в чем не бывало, а проклятые янки, как и прежде, купались в роскоши и даже могли себе позволить выписывать последние новинки парижской моды.
Она и в самом деле вступила в новый, незнакомый для нее мир…