«Я бы мог поклясться, что за весь вечер ты и двух раз не взглянул в нашу сторону, старый лис», – усмехнулся про себя Валерий, однако вслух предпочел отозваться со сдержанной деликатностью:
– Я восхищен вашей наблюдательностью, месьор. Действительно, бельверуский дуайен выражал озабоченность положением дел в королевстве. Однако за всеми его осторожными порицаниями государя за бездействие, тонкими намеками о нужности сильной руки, в которой, якобы, нуждается Аквилония, похоже, стоят его собственные размышления, рождением своим обязанные доброму аргосскому вину. Не думаю, чтобы устами Амальрика говорил его сюзерен, – а какое нам дело до нелепых измышлений самого немедийца.
Троцеро с сомнением покачал головой, однако, не желая спорить с Валерием, повернулся туда, где по-прежнему вихрилось шумное веселье?
– Посмотри-ка, – произнес он оживленно, – кажется, сейчас будут показывать живые картины. Я с детства был охоч до этого зрелища…
Валерий перевел взгляд на многоцветное буйство карнавала, где придворные шуты выкатили в центр двора огромные сани: на них была установлена шатровая мельница, искусно сделанная из реек и холстины. Ее фасад напоминал чудовищную личину, четыре огромных крыла непонятным образом вращались, а на верхушке красной крыши виднелось гнездо аиста. К нелепому ветряку, под хохот и улюлюканье толпы, толстые шуты, в чьих глянцевых лысинах отражались плюющиеся огни шутих, подтащили упирающегося осла, нагруженного мешками с зерном. Тот ревел, махал хвостом, прижимал развесистые уши и явно не желал участвовать в представлении. Валерий догадался, что картина показывала знаменитую мельницу глупцов, которая ловит и перемалывает межеумков, превращая их в достойных аквилонцев, и не смог сдержать улыбки:
– Ах, если бы этот ветряк и в самом деле лечил от глупости, ему, воистину, нашлось бы немало работы в нашем королевстве…
Но Троцеро, казалось, не расслышал его реплики, и как ни в чем не бывало продолжил разговор, не сводя, однако, глаз с представления. Со стороны казалось, что оба всецело поглощены красочным зрелищем, и вероятным соглядатаям пришлось бы подкрасться достаточно близко, чтобы заметить, как шевелиться их губы:
– Что касается Амальрика, то я предполагал нечто подобное, – заметил граф вполголоса. – Не удивлюсь, однако, если ты умалчиваешь о том, что он еще говорил тебе, ибо знал твоего отца, который также отличался завидной скрытностью, а норовом и статью ты явно удался в него. – Он вдруг вздохнул тяжело, с видом человека, несущего на плечах своих огромную тяжесть. – Но я не враг тебе, Валерий, и посему не стоит прятать свои мысли. Боюсь, что за словами барона стоит нечто большее, чем пьяная болтовня. Ведь не зря в городе семь дней подряд видели беркута, что клекотал на шпиле тарантийской ратуши, а это предвещает большую смуту и раздоры в стране. Так что постарайся, мой друг, сколь возможно подробнее передать мне слова сына Тора. Быть может, мы еще сумеем искоренить зло, которое, как мнится мне, сеет этот немедийский волк, точащий клыки на доверчивых аквилонских агнцев.