В итоге Жанна промолчала, не потребовав обещаний и не получив клятвенных заверений.
Юная горничная указала на дверь и без лишних слов удалилась. Зато словно по волшебству появился Ласситер, облаченный в черную униформу с белым накрахмаленным галстуком и сверкающие белизной перчатки. Он почтительно поклонился.
Жанна, которую с детства окружали сотни слуг, вдруг ощутила неловкость.
— Добрый вечер, — в замешательстве произнесла Она.
Дворецкий только поклонился в ответ, прежде чем повернуться и двинуться впереди нее в столовую. Отступив в сторону, он снова поклонился и сделал знак лакею, который выдвинул для нее стул. Дуглас встал, ожидая, пока она сядет. Затем снова занял свое место слева от нее, во главе стола.
Комната была уютной, с небольшим квадратным столом и резным сервантом у стены. Невысокая дверь соединяла ее с коридором, который, очевидно, вел в кухню.
Несмотря на скромные размеры, столовая служила олицетворением роскоши. Стены были задрапированы узорчатым шелком, над столом висела хрустальная люстра с дюжинами зажженных свечей. Еще несколько свечей из бледно-желтого пчелиного воска горели в серебряных канделябрах, стоявших на серванте.
Если Дуглас хотел произвести на нее впечатление своим богатством, ему это удалось. Его дом был выставкой сокровищ, стоивших, вне всякого сомнения, целое состояние. Но Жанна давно поняла, что характер человека имеет большую ценность, чем его собственность.
— Я рад, что вы решили присоединиться ко мне, — сказал он, кивком отпустив Ласситера. Дворецкий помедлил в дверях, озабоченно оглянувшись, и Жанне захотелось заверить старого слугу, что она не сделает Дугласу ничего плохого.
— Должна же я есть, — не слишком любезно отозвалась она.
Когда-то она была знатоком светских тонкостей, необходимых, чтобы заставить гостей расслабиться и чувствовать себя непринужденно в Волане или в их парижском доме. В качестве хозяйки на приемах, которые устраивал ее отец, Жанна была весьма искусна в умении разговорить робкого человека или одернуть чересчур развязного.
Последние девять лет, однако, отбили у нее охоту к разговорам. Она предпочитала молчание.
— Думаю, вам понравится еда, — сказал Дуглас, не обескураженный ее резким ответом и затянувшимся молчанием. — Моя кухарка славится своей стряпней.
— Не сомневаюсь.
— Как вы провели день?
— Отдыхала. — Она ничего не делала, оставаясь в своей комнате. В ожидании Дугласа, если уж начистоту. Но кому нужна правда? Их связывало много вещей, но честность никогда не входила в их число.
— Надеюсь, слуги позаботились о ваших удобствах? — Он склонил голову набок, изображая гостеприимного хозяина.