По мере того, как он читал это письмо, очки его отпотевали, а желтовато-бледная, вся в складках, кожа на лице становилась розовой.
Полковник отложил письмо и посидел минуту в раздумье. Он нажал кнопку. Явился часовой.
— Дежурного по штабу ко мне, — сказал Горбатовский.
— Слушаюсь, товарищ полковник! — отчеканил часовой и, лихо повернувшись, вышел.
Вскоре пришёл молодой лейтенант.
— Явился по вашему приказанию, товарищ полковник.
— Вот что, дорогой, — обратился к нему Горбатовский, — не в службу, а в дружбу. Возьми ключи от моего шкафа, там есть прошлогодняя подшивка «Красной Звезды». Поройся-ка в ней, не найдёшь ли известие о кончине генерала Ржевского. Это было не то весной, не то летом. Смотри на последней странице.
— Понимаю, — ответил лейтенант.
— Если найдёшь газету, положи её мне на стол.
— Слушаюсь, товарищ полковник.
Горбатовский поднялся со стула, снял очки, положил их в кожаный футляр и сунул в карман. Подумав немного, он взял письмо со стола и сунул его в другой карман.
Он вышел усталой походкой.
Придя домой, хмурился и задумчивый ходил по комнате и бормотал вслух про себя: «Как же так могло случиться? Неужели он ничего не знает? Мотался по белу свету, сукин сын, а домой не заехал даже. Ах, сукин сын, сукин сын!» Полковник снял китель и в ожидании, пока жена приготовит ужин, сел на диван и не взял, как прежде, книгу военных мемуаров, а устало раскинул длинные худые руки по сторонам и сказал сам себе вслух:
— Вот и угождай людям после этого.
Жена, плотная, высокая брюнетка, вышла из кухни.
— Ты что, Пётр Савельич?
— Ничего. Я так, про себя. Думаю вот. Возьми-ка, Лизавета, в кителе письмо, да почитай-ка.
— Батюшки! От кого? От Ирочки?
— Да нет, не от Ирочки. От моего сержанта, который демобилизовался. Помнишь я рассказывал, один парламентёр разоружил всю банду. Вот от него.
— Погоди, сейчас.
Жена вернулась на кухню, закончила приготовления стола и через минуту вышла.
— Иди ужинать. Где, говоришь, письмо-то?
— В правом кармане.
Пётр Савельич пошёл в кухню, сел за стол, но не ужинал, а молча и задумчиво сидел, сгорбившись. Жена пришла с конвертом в руках, села рядом с ним, вынула письмо и принялась читать.
Елизавета Ниловна, — так звали жену полковника, — подняла глаза на мужа и прижала письмо к груди.
— Да неужели… Боже мой! Неужели это Андрея Гавриловича Ржевского? — проговорила она с ужасом и растерянностью в голосе. — Как же это? Надежда Александровна… Жена Андрея Гавриловича, его (она отняла от груди письмо)… его мать! Боже, боже мой! Что творится на свете.
Елизавета Ниловна, держа в одной руке письмо, дрожащею другою стала доставать платочек из кармана халата. Пётр Савельевич крякнул смущённо и, отложив вилку в сторону и вытерев губы салфеткой, ещё более сгорбился. Жена прижала платочек к глазам и закачала головой.