И она стремительной походкой направляется к выходу, оставляя Бобби в тяжелом недоумении, с половинчатой эрекцией, с моментально внесенным в реестр памяти воспоминанием о поцелуе, нежность, мимолетность и сексуальная напряженность которого подлежат тщательному исследованию и оценке по шкале страсти, о значении которого можно только догадываться... К тому времени, когда он приходит к такому заключению и внезапно осознает, что Алисия действительно и бесповоротно ушла, и решает броситься за ней следом, она уже скрывается за дверью. А когда Бобби достигает выхода и толчком плеча распахивает дверь, она уже находится в двадцати пяти – тридцати футах от него, торопливо шагает по густо затененному тротуару, между длинным рядом припаркованных автомобилей и витринами магазинов; он хочет выкрикнуть ее имя, но тут она вступает в полосу света, льющегося из окон кафе, и вдруг он замечает, что туфли у нее голубые. Светло-голубые, с шелковистым блеском, и на вид такой же формы, как половина туфельки, оставленная на стойке бара. Если, конечно, она там осталась. Теперь он уже не помнит. Неужели Алисия забрала ее с собой? Вопрос дикий, пугающий, порожденный леденящим душу подозрением, которое Бобби не в силах отвергнуть полностью; и несколько мгновений он разрывается между желанием броситься следом за Алисией и желанием вернуться в бар и посмотреть, на месте ли туфелька. В конечном счете, это самое важное. Проверить, забрала ли она туфельку, и – если забрала – понять значение, разгадать смысл такого поступка. Решила ли она, что это подарок, или просто настолько сильно хотела заполучить в свое владение эту вещь (возможно, с целью удовлетворить некую свою невротическую причуду), что решила вроде как украсть ее, сбила Бобби с толку своим поцелуем и быстро слиняла, прежде чем он обнаружил пропажу. Или же (и он все больше склоняется к такой мысли) туфелька изначально принадлежала Алисии. Чувствуя себя полным идиотом, но отказываясь это признать, Бобби смотрит, как она ступает с тротуара на проезжую часть и переходит улицу на следующем перекрестке, теряясь в толпе других пешеходов. Вереница автомобилей заслоняет вид. Все еще размышляя, не последовать ли за ней, он с полминуты стоит на месте и гадает, правильно ли он все понял. Холодный ветер завивается подобием прозрачного шарфа вокруг шеи, сквозь дырку в подошве правого ботинка начинает просачиваться влага. Бобби щурится, вглядываясь в далекую перспективу темной улицы за перекрестком, а потом подавляет последний слабый импульс и рывком открывает дверь «Блю леди». Гул голосов и звуки музыки накатывают на него волной и уносятся в ночь, словно покидающий сцену призрак шумного сборища, и он входит в бар, хотя в глубине души уже знает, что туфелька со стойки исчезла.