— Значит, вы тоже слышали, что в освященных стенах аббатства Грейстоун появляется призрак рыцаря?
Майлс искоса взглянул на камердинера, который был его постоянным спутником на протяжении двух кампаний, нескольких войн, бесчисленных сражений и бессчетных боев.
— Разумный человек верит половине того, что он читает и даже меньше, чем половине того, что слышит.
— Да, милорд, — послушно согласился Блант и с запинкой добавил. — Позволено ли мне будет спросить, милорд, каковы ваши гм… намерения? Что мы будем делать, очутившись на месте?
— Я, то есть мы проведем несколько дней, слоняясь вокруг аббатства, прежде чем сообщим, что там и в помине нет никаких потусторонних обитателей, и отправимся восвояси. Чем раньше, тем лучше.
Они въехали на холм, через который шла дорога, и теперь перед ними в голубоватой дымке летнего утра раскинулась зеленая долина, вдали виднелись черепичные крыши домов живописной деревушки, церковный шпиль, а чуть поодаль над долиной возвышалось в своем средневековом величии аббатство Грейстоун.
— Полегче, приятель, — пробормотал Майлс примирительным тоном, натягивая поводья.
Гнедой Булл-Рок, прямой потомок настоящего арабского скакуна Дарли, привезенного в Англию в 1730 году, поднял свою лоснящуюся голову и фыркнул. Майлс обозревал пейзаж.
— Все точь-в-точь, как я помню.
Блант насторожился.
— Как вы помните, милорд? Я и не знал, что вы бывали здесь раньше.
— В юности, — таинственно отозвался Майлс.
По-видимому, Блант нашел это замечание забавным.
— Вы и теперь едва ли достигли зрелого возраста, милорд.
— Я действительно был очень молод, когда в первый и в последний раз гостил в аббатстве Грейстоун. Прошло уже пятнадцать лет — целая вечность, — задумчиво продолжал Майлс.
— Значит, это было прежде, чем я поступил к вам на службу, милорд.
— Да.
Об этом периоде своей жизни Майлс предпочитал умалчивать. Его родители попали в свирепый шторм на море и погибли. Дед Майлса, третий маркиз Корк, был стар и немощен. А сам Майлс — тут он вздохнул при воспоминании о собственной юношеской глупости — был смазливым, не по возрасту бойким в общении с дамами, и совершенно бесстрашным. Однако это отсутствие страха было скорее развязностью, юношеской бравадой, чем смелостью. Смелость пришла к нему позднее, во время сражений.
В то лето все, начиная от больного деда до старой кормилицы, еще живущей в западном крыле Корк-Хауса, от конюха до последней служанки терялись, не зная, что делать с Майлсом.
Он был неуправляем.
— Это случилось в июне 1863 года, — рассказал он Бланту. — Понимая, что вскоре я унаследую его титул и владения, дед решил отправить меня сюда, провести лето у его давнего друга, эрла