На следующий день она отдала приказания Скегги-Торе о том, что надо сделать в молочной кладовой, а сама взяла несколько локтей тонкой красной шерсти, которую красила в прошлом году. Целый день она занималась тем, что кроила и шила, и наконец платье ее было готово: длинное, с черной вышивкой по рукавам и у ворота. Она выстирала и погладила свою лучшую сорочку, а потом искупалась в источнике и промыла волосы отваром тысячелистника.
Первым, кто заметил возвращающихся с альтинга людей, был Снорри, который гулял с воспитателем и собакой Гудмунд. Он поспешил домой, сообщить новость матери, и когда Карлсефни уже въезжал на двор, Гудрид вышла к нему навстречу в обнове. Красное платье было ей к лицу и подчеркивало ее все еще тонкую талию. Она расчесала волосы так, что они блестели как шелк, и коса ее свешивалась со спины, не прикрытая платком. Подняв лицо к Карлсефни для поцелуя, она отметила про себя, что все еще привлекает его. Губы его будто случайно скользнули к ее губам, после того как он учтиво поцеловал ее в щеку, и она задышала чаще при мысли о грядущей ночи.
В тот вечер все домочадцы долго сидели у очага, обмениваясь сплетнями и новостями. Но потом каждый начал закутываться в свой плащ, и Скегги-Тора выложила последние красные угли на жаровню и пожелала всем доброй ночи. Гудрид села на кровати и принялась снимать башмаки, но Карлсефни продолжал стоять возле нее, теребя свой пояс.
– Гудрид, мне надо пройтись к берегу и взглянуть на жерди для сушки рыбы…
У нее перехватило дыхание, и она изумленно спросила:
– Прямо сейчас? Разве это так важно?
– Я недолго… Возьму себе отдохнувшего коня, – и он накинул плащ, наклонился к Гудрид и легко поцеловал ее. А потом исчез, прежде чем она успела спросить еще что-то.
Гудрид всплакнула, но затем утерла слезы и притворилась спящей, когда вернулся Карлсефни. Она ощущала малейшее его движение всем телом: он разделся и тихо лег рядом с ней, а сердце ее трепетало и билось, словно изношенный и никому не нужный парус.
На следующее утро, прежде чем подняться, он ласково погладил ее по щеке, и за столом он вел себя учтиво и предупредительно, как обычно. Но когда настало время ложиться спать, он снова покинул дом под предлогом какого-то неотложного дела. Гудрид слышала, что он вернулся назад так быстро, что времени ему хватило бы лишь на то, чтобы доскакать до Рябинового Хутора и обратно. Он скользнул под одеяло рядом с ней, стараясь не потревожить ее сон.
Карлсефни исчезал из дома каждый вечер, и прошло уже две недели с тех пор, как он вернулся с альтинга. Днем он оставался по-прежнему дружелюбным и приветливым. Гудрид не знала, что и думать. Наверное, она совершила глупость, решив, что в ее силах разжечь желание Карлсефни к себе. Скорее всего, многие другие женщины были в точно таком же положении: просто они никогда не говорят об этом! Стоит взглянуть хотя бы на Гудрун дочь Освивра. У них с мужем один-единственный ребенок. Но есть и такие женщины, которые продолжают рожать детей даже после того, как сами стали бабушками, и даже если муж их имеет любовниц. А есть и такие, как Тьодхильд, которые отказались делить с мужем ложе…