— Сир, — попытался возразить Турель, — мои права…
— Молчать! — оборвал его король. — Не желаю больше слушать ни о правах, ни о вероломстве, ни о турнирах, закончившихся не так, как ожидалось. Я уже принял решение по вашему делу. У него будет только один исход — мир.
— Мой повелитель, какой мир может быть с человеком, не знающим законов чести?.. — не согласился Гастон.
— Время требует от нас этого, Гастон. — Король грустно улыбнулся. — Оказывается, мир можно заключить с кем угодно. Ради мира два года назад я отдал собственную сестру за английского короля.
— Сир!.. — воскликнул Турель, оскорбленный тем, что его могли заподозрить в бесчестности и… сравнить с англичанами. — Ведь именно я оказался пострадавшей стороной. Не я начал войну, в которой мне пришлось лишь защищаться. Этот разбойник без предупреждения вторгся в мои владения!
— А что бы сделал ты на его месте? — прервал его король. — На месте простого рыцаря, выступившего против герцога, у которого вдобавок куда больше и богатства, и людей? Расчет на неожиданность принес ему успех. Ведь не за хорошие манеры Гастону дали прозвище Черный Лев. И не один раз, пользуясь его советами, я одерживал победы в сражениях. Тебе следовало бы помнить это.
Если слова короля и наполнили душу Гастона гордостью, она мгновенно испарилась, когда Филипп направил на него разъяренный взгляд.
— Но если бы этот рыцарь, кроме военной хитрости, обладал еще и мудростью, — продолжал Филипп, — он должен был бы знать, что обязан остановиться, когда того требует король.
— О мой повелитель, если бы вы тогда были здесь, я бы все объяснил!.. — начал оправдываться Гастон. — Мне кажется, вы не совсем понимаете…
— Нет, Гастон, это ты не понимаешь, что происходит. Здесь, на севере, откуда до неспокойной границы с Фландрией всего один день пути верхом, мне не нужны своенравные подданные, погрязшие в распрях. Мне нужны верные вассалы, готовые отразить нападение врага на мои владения. — Он оглядел обоих собеседников и выпрямился во весь рост, демонстрируя истинно королевскую стать. — Не время сейчас делиться на аквитанцев, орлеанцев, туренцев и артуанцев: каждый — за свою провинцию, каждый — за самого себя. Пришло время отказаться от старых обид и старых претензий. Мы должны стать французами и вместе сражаться за Францию!
Ответом ему было молчание, нарушаемое только стуком дождевых капель по куполу шатра. «Если своими словами Филипп Красивый хотел превратить ненависть и вражду в патриотический пыл, — угрюмо думал Гастон, — то ему это не удалось».
Король еще более помрачнел.