И он замер, словно барс на скале, подстерегающий добычу. А затем, чуть присев, скользнул за угол и пошел, извернувшись боком, одновременно прижимаясь к стене правым бедром и спиной, выставив перед собой правую руку с джамбией. И он исчез, словно пленительный, но бестелесный призрак!
Меньше всего на свете Джейран ожидала встретить здесь хозяина своего хаммама и бывшего повелителя своей души. Испуг ее был велик и многогранен.
Прежде всего, она вспомнила, что по закону принадлежит этому человеку, так что он вправе позвать вали со стражниками и вернуть себе свою сбежавшую собственность. Вообразив это бедствие, Джейран напрочь забыла, что стоит ей позвать – и три десятка юных воинов разорвут хозяина хаммама в мелкие клочки.
Затем девушка испугалась собственного внезапного желания – выйти, броситься к нему, чтобы он узнал ее и вновь приблизил к себе!
И, наконец, она вспомнила, что этот мужчина отныне для нее – запретен. Ведь в ту минуту, когда душа расстается с телом, она поклялась Аллаху, что не будет между ними ничего из близости! Вали со стражниками, собственные порывы и гнев Аллаха – все это, мгновенно перемешавшись у нее в голове, привело к тому, что разум ее окончательно рассорился с ногами. И пока она ужасалась карам, грозящим клятвопреступнице, эти ноги, мягко ступая по каменным плитам, бесшумно несли ее вслед за хозяином хаммама, неведомо зачем попавшим в этот город, да еще в наряде бывалого воина. Более того – и руки девушки отреклись от повиновения…
Джейран обнаружила это, когда вслед за хозяином хаммама скользнула за угол. В ее правой руке также была джамбия – и девушка даже не удивилась тому, как оружие туда попало. Ей стоило немалого труда остановить себя на этом пути.
Что бы ни затевал хозяин хаммама – ей больше не было доли ни в его трудах, ни в его радостях. Лишь сейчас она окончательно осознала это – и настолько велико было бессилие девушки перед лицом Аллаха, принявшего ее клятву и сохранившего ей жизнь, что слезы выступили на глазах.
Следовало бежать опрометью от этого человека, чтобы зародившийся соблазн, не имея для себя пищи в виде стройного стана и красивого мужественного лица хозяина хаммама (да и наряд воина, как известно, придает очарования даже самому ничтожному из мужчин), умер мучительной смертью, не успев довести Джейран до греха клятвопреступления.
Следовало бежать – ибо она была уже не той бессловесной и покорной девочкой, которая осмеливалась лишь созерцать избранника издали. После всех своих похождений Джейран поняла, что стремительная отвага, даже не обремененная разумом, достигает большего, чем осторожная мудрость. И она боялась того, что в ней проснется веселое бешенство, продиктовавшее план спасения аль-Асвада, подобно тому, как знаток преданий диктует их сидящим в ряд писцам.