– О чем задумалась, детка? – трясанул меня за плечо Лекс.
– Если уж мы с тобой поженимся, ты должен пообещать мне никогда не называть меня деткой.
– Почему? – заинтересовался он.
– Не важно.
– ТО есть ты споришь с женихом? У тебя будут от меня тайны?
– Не юродствуй. Конечно же, будут. – Кивнула я. А что он хотел? Чтобы я ему раскрыла душу? С чего бы? Только разве из-за его красивых песенок.
– Нет уж. Я гарантирую, что скоро у тебя от меня не останется ни одной тайны – Лекс посмотрел на меня каким-то ледяным, оценивающим взглядом. Как следователь на допросе. Когда только начали вскрывать язвы советского строя, я много слышала о пытках в застенках Лубянского здания КГБ. Не то, чтобы меня эти истории сильно цепляли, у меня в жизни были свои, совсем другие застенки, но когда я случайно набрела на Лубянскую площадь, то долго-долго стояла и смотрела в огромные мрачные окна этого дворца. Тяжелый серый камень, перемежающийся вроде бы украшающим рыжим, который реально придавал зданию отталкивающий кровавый вид. На некоторых окнах отчетливо видны решетки. Никаких торговых палаток по периметру, даже прохожие стараются пройти мимо громоздких стен побыстрее.
– Говори, что ты знаешь. Не вздумай ничего скрывать. Имей в виду, что у нас есть достаточно способов развязать тебе язык! – кричал в лицо измученного окровавленного человека брезгливый тонкокостный следователь. Как Меньшиков в фильме «Утомленные солнцем». Все происходило в моем воображении, конечно, в то время, как я стояла около метро, опираясь на стену, и смотрела на дом.
– Что вам надо?
– Говори, как предал свою великую Родину!
– Я не предавал, – выдыхает тот, и самое ужасное, это так и есть. Но это совершенно ничего не значит. Его уже назначили в предателя родины. Все бумаги составлены и подписаны. Так что осталось только получить его подпись.
– Думаешь вывернуться. Так я напомню, что и ты ж на свете не одинок! И у тебя на земле наберется пара – тройка родственников. Я прав? – приближает свое страшное лицо к арестованному. Тот дергается всем телом.
– Нет. У меня никого нет.
– А дочь? А жена? Врать нехорошо.
– Они давно не живут со мной! – впадает в истерику несчастный.
– А ну и что? Нам это не помеха. – После этого я начинала фантазировать о том, как героически спасался сам арестованный, как он из-под носа КГБ вытаскивал свою семью и уезжал в Америку (например). Хотя, конечно, в жизни все заканчивалось прозаичнее. Показания давались, подписи ставились и семья воссоединялась где-нибудь в Сибири. Ненадолго, пока от невыносимых условий и тяжелой работы они не загибались. Нет, не жалела я нисколько о потере стабильности советского времени. Так вот, Лекс смотрел на меня так, как тот следователь из моей сказки.