У Кэтрин чуть не подкосились ноги. Он пытался сбить ее с толку, разыгрывая негодяя. Затем она все поняла. Гришем хотел, чтобы она видела в нем только плохое. Потому что, как и она сама, боялся снова довериться другому человеку.
Кэтрин поднесла его руку к губам и с нежностью поцеловала пальцы.
– Да, удалось. Я увидела сострадание, которое вы так старательно скрывали. То самое сострадание, которое заставило вас выехать на поле сражения в Ватерлоо и рисковать своей жизнью, спасая раненых солдат. Я не знаю поступка более смелого, чем этот.
– Я искал острых ощущений, только и всего.
– Я вам не верю. Но верю, что вы достаточно страдали за ваши грехи.
Кусты зашелестели, словно между ними пробежал какой-то ночной зверек, может быть кролик. Кэтрин не сводила глаз со скрытого тенью лица Берка. Она слышала его тяжелое дыхание, чувствовала теплоту его пальцев, вдыхала мускусный мужской запах.
– Вы не можете хорошо думать обо мне, – решительно заявил он. – Вы не забыли, что я презренный негодяй?
– Я сказала это до того, как узнала вас. Но теперь… – Она замолкла, перебирая в уме черты его характера, создавая новый образ. – Теперь я думаю, что вы так же одиноки, как и я.
Берку хотелось разубедить ее. Казалось, она не понимала, что он заслужил эти страдания за свой порочный образ жизни.
Она должна осуждать его, видеть всю глубину этой порочности, не соблазнять его своим присутствием и не попадаться ему на глаза.
Но Кэтрин еще ближе придвинулась к Берку, он чувствовал тепло ее тела.
Он опустил руки и старался не шевелиться. Он молил Бога, чтобы она отошла от него, прежде чем он совершит что-то безрассудное и прекрасное. Как любовь.
– Как бы я хотела знать что надо сделать, чтобы вы больше не судили себя так строго, – сказала она. – Но я не знаю, что сказать или сделать.
– Если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы должны бежать от меня со всех ног.
Ее смех прозвучал слаще музыки.
– Не получится.
– Что?
– Запугать меня. Я вас не боюсь. Понимаете?
Она поднесла руку к его лицу. Ласкающее прикосновение ее ладони, скользящей по его щеке, вискам, подбородку, было легким, как касание крыла бабочки, мягким и бархатистым. Еще никогда в жизни Берк не испытывал такого испепеляющего желания.
Должно быть, сказывался год воздержания. Или, возможно, освобождение от страшной тайны, с детских лет угнетавшей его.
Удивительно, что она смогла принять его. Намерение Берка отпугнуть ее не осуществилось. Но он не жалел об этом. Сейчас Кэтрин была с ним, отвечала на ласки, обрекая его на невыносимые муки.
Он дал клятву, что не соблазнит ее. Но что плохого лишь в одном поцелуе?