— Сейчас к двери подойдет официантка — спросить насчет десерта. Открывать не будем. Я пока в темпе сделаю кучу бычков в пепельнице, а ты, если не трудно, изобрази минут на десять скрип диванных пружин и охи-вздохи по-сладострастнее… Наведем легкий беспорядок в одежде — и уходим.
— Ну-у-у, Граев… — сказала она серьезно. — На карте стоит собственная жизнь, как можно доверять ее такой дешевой имитации? Нет уж, создавать алиби, так непробиваемое…
Она расстегнула верхнюю пуговицу. Потом вторую. Потом третью…
Граев посмотрел ей в глаза и понял, что если сейчас уйдет и оставит ее — ему будет плохо, он станет выть и рычать, как после ухода Саши, и бессильно проклинать самого себя… А каково будет Кате, со всем грузом, что он на нее вывалил?..
…это лекарство для нее… анестетик… обезболивающая таблетка… но до чего сладкая…
Алиби они создали железобетонное.
— Когда ты вернешься из Швейцарии, место вице-директора по безопасности, я думаю, будет свободно… — сказала она спустя почти час.
— Пожалуй, я не гожусь на роль принца-консорта, — покачал головой Граев.
— Граев, Граев… Солдафону, которого ты старательно изображаешь, не к лицу знать такие слова, как “принц-консорт”… И зачем ты вечно всем врешь, что окончил милицейскую школу? Ведь ты оканчивал юрфак?
— Из конспирации… — самым таинственным тоном ответил Граев.
– “…Воистину, вам не придумать себе лучшей маски, чем ваше собственное лицо! Кто может узнать вас?” — так говорил Заратустра.
— Заратустра? Хм… Где-то я слышал эту фамилию… Проходил по какому-то делу? — задумчиво протянул Граев, и Катя не сразу поняла, что это шутка. А потом засмеялась.
Смех был горький, смех сквозь слезы, многое лежало на душе тяжким камнем, чтобы смеяться по-настоящему, — но Граеву вдруг показалось, что из всего, сделанного им за два месяца, только этот смех имеет истинную цену…